В колхозной деревне

Спалили согру. Теперь бы только на этом месте, по золе, посеять хлеб. Но Чупров повернул по-своему: «Ни рожь, ни пшеницу на согре сеять не будем. Нужно сеять лён, выгоднее!» И снова поднялись на председателя, кричали на собраниях: «Хлеба не густо, а ты — лён! Со щами твой лён есть, что ли?» Опять первым поддержал Чупрова Никита Бессонов.

Посеяли лён. Он вырос такой, что телёнок заблудиться может. Выручили на льне сорок тысяч. Как-никак, раздели на всех — деньги. А Чупров упёрся — не дам делить! Будем строить свинарник на пятьсот голов! Первым, конечно, поддержал Чупрова Никита Бессонов.

Через два года от свиней получили доход в сто тысяч. Построили молочную ферму… Год от году стал подниматься колхоз «Красная заря» — племенной скот, птица, лучший по району лён. И во всём председатель опирался на своего друга, секретаря колхозной парторганизации Никиту Кузьмича Бессонова.

И вот, когда все трудности в колхозе «Красная заря» остались позади, райком партии рекомендовал Бессонова председателем в крупный колхоз «Вторая пятилетка». Бессонов уехал, и с тех пор он встречался с Чупровым только в районе, на совещаниях. В гости к нему приехал теперь впервые.

Стараясь приладиться к размашистому шагу Бессонова, Чупров заговорил:

— На будущий год мясопоставку частично сдадим тухлым мясом.

Бессонов удивлённо сдвинул брови. Чупров ухмыльнулся.

— Да, тухлым…

— Это государству-то?

— Государству.

— Чудно́!

На красном, полном лице Чупрова держалась довольная ухмылка. Бессонов понял — Иван чем-то собирается поразить, и не стал спрашивать: сам расскажет, не утерпит.

Они пришли на место, где раньше лежал пустырь, поросший редким можжевельником. Теперь всё кругом было огорожено высокой проволочной сеткой. Внутри стояли дощатые будки с плоскими крышами.

Чёрный зверёк пронёс над жёсткой травой пушистый хвост, прыжком нырнул в ближайшую будку, оттуда высунулась его остроносая мордочка. Блестящие глаза с любопытством уставились на людей.

— Лисички чернобурые, — сообщил Чупров. — Десяток перед весной купил. Приплод уже подрос. Зимою забьём пятнадцать штук, глядишь — тысяч двадцать пять привалило.

— Новое в наших краях дело, — сказал Бессонов.

— То-то, что новое. А ты спроси, чем их кормим? Отбросами. Мясо подаём на лопате, а сами отворачиваемся. Всякую падаль едят. Некапризные зверьки, некапризные. Дёшево обходятся.

— Значит, тухлым кормите?

— Отбросами.

— Ну, а как же эти отбросы в мясопоставку попадают?

— Очень просто. Государство нам за каждую шкурку сорок килограммов мясопоставок скидывает. Закон! А шкурок сдадим пятнадцать. Посчитай — шесть центнеров хорошего мяса экономии. Нам выгодно, и государство не в обиде.

— Ловкач. — Бессонов улыбнулся. Лицо у него широкое, скуластое, сам он плечистый, костлявый, крепкий, и странно видеть на лице этого уже пожилого человека светлую, почти младенческую улыбку.

— В хозяйстве хитрость нужна, — заулыбался и Чупров. Он похлопал друга по широкой спине. — Ежели лошадь падёт у вас или корова — везите, купим. Нам чистоганом обернётся. Дальше пойдём, что ли? Гусятник на тыщу голов поставил без тебя.

Новый гусятник стоял на высоком берегу, возле пруда, густо синевшего молодым льдом в рамке обиндевевшего ивняка.

— Живём в лесу, а каждое брёвнышко считаем, — жаловался Чупров. — Такое общежитие для краснолапых тысяч в двадцать обошлось. Зато и гусятник хорош.

Бессонов окинул взглядом постройку.

— Да, брёвнышко к брёвнышку. Жалеть нечего — окупится.

— Само собой. Я, брат, не люблю рубли в банках держать. Рубль — зёрнышко: Найди ему место, посади — сотня вырастет. А где Аксинья? Аксинья!

— Аюшки! — Из дверей вышла пожилая женщина, увидела Бессонова. — А, Никита Кузьмич, здравствуй, сокол ты наш! Уж не совсем ли вернулся? Сколько времени не видались!

— Здравствуй, Аксинья. Ты, вижу, на новой должности.

— С курами-то Мария. Моё дело теперь — гуси. А не скажи, хлопот не меньше. Прибавилось хлопот-то…

— Аксинья, — строго перебил Чупров, — Никита Кузьмич — гость у нас. — И он значительно повёл бровями в сторону одиноко стоявшего на тропинке гуся.

Аксинья понимающе поджала губы.

Осмотрели скотный двор, конюшни, направились к дому председателя. По дороге их нагнала облезлая легковая машина. Из неё выскочил парень в кубанке, надвинутой на брови, — секретарь партийной организации колхоза, Алексей Быков.

— По всей деревне вас искал.

— Алексей! — воскликнул Бессонов, пожимая парню руку. — Ну, здравствуй. Откуда у тебя экипаж такой?

Чупров усмехнулся.

— У самойловского председателя купил. Старье для свалки. Отговаривал — купи лучше мотоцикл. Нет, загорелось легковую иметь.

Алексея это не смутило. Он распахнул дверцу.

— Чего пешком-то… Садитесь.

— Доедем ли? — сказал Чупров, но всё же, кряхтя, полез в тесную кабину. — У председателя нет машины, а секретарю парторганизации, видишь ли, нужна. Для авторитету, что ли? Мотоцикл по нашим дорогам куда способнее.

— Машина ничего, только подремонтировать задний мост, — ответил Алексей. — «Оппель-кадет».

— От «кадета» одна бляха на радиаторе осталась.