Читаем В колхозной деревне полностью

Отпустил он Аркадия и Игната Игнатовича, а нас с Федей задержал, да и говорит Феде холодно и внушительно:

— Не кажется ли вам, что иногда у вас в МТС вокруг нормальных требований создается ненормальная обстановка? Продумайте… Присмотритесь…

Надо сказать, что ушли мы неудовлетворенные. Не того мы ждали. Заметно заскучал Федя. Он надеялся на полную поддержку Сергея Сергеевича, а получил критику своей линии.

Но сильнее всех переживал неудачу нашего похода против Насти Аркадий. Он думал, что избавиться от нее будет проще простого, и был неприятно поражен тем, что сидела она в МТС много крепче, чем ему казалось.

Запомнился мне один вечер.

После работы задержались мы в кабинете у Аркадия. Мы часто у него засиживались. Кабинет у него располагающий… Диван. Гардины. Изразцовая печка. Настроение у всех было неважное, но разговор шел тихий, мирный, на вполне нейтральную тему о нехватке запасных частей…

— Да, черт подери… — говорит Аркадий, — в этом захолустье какой-нибудь несчастный подшипник превращается в непреодолимое препятствие. Идешь с большой работы на маленькую, думаешь передохнуть, здоровьишком разжиться… А на маленькой хуже, чем на большой… Здесь прыщ с носа сковырнуть — и то проблема.

— Ты о чем? — спрашиваю.

— О чем? О ней, конечно. О нашей «малоподобной агрономше»… С большого предприятия сотрудника, который нарушает приказы директора и дезорганизует работу коллектива, удаляют в два счета. А тут…

Федя говорит ему:

— Ты же сам был в райкоме…

— Я и принял на себя главный удар! Настаивать дальше в моем положении было неудобно. Я надеялся, что когда я уйду, ты доведешь дело до конца. А ты… Только молодость тебя и извиняет. — И похлопал Федю по плечу. — Эх, Федя, ты, Федя!

Всегда Федя Аркадия слушался, а тут, смотрю, двинул плечом, стряхнул его руку и отвечает:

— Если б я был только «Эх, Федя», я бы еще прежде тебя избавился от нее… Крови она мне попортила не меньше, чем тебе… Но кроме того, что я «Эх, Федя», я еще и коммунист и руководитель партийной организации. Поэтому я должен взвешивать и причины и возможности…

Аркадий уселся в кресло, закинул ногу на ногу.

— Любопытно! — говорит. — Какие же ты обнаружил «причины и возможности»? Расскажи. Мы слушаем…

— И расскажу… Закупори котел и поддай жару. Закипит, забурлит, разнесет в куски! И чем выше давление пара, тем больше от него и бурленья и неприятностей… Что тут можно делать? Уйти подальше. Вот если бы я был только «Эх, Федя», я так бы и сделал… А можно и по-другому. По тому, как бурлит да как гудит, чувствуется: бродит сила и не может разместиться в тесном пространстве. Дай этой силе простор да верное направление, поставь клапаны, поршни, приспособь турбину — она тебе черт знает что своротит, гору дел переделает!..

Аркадий смеется, а глаза у него злые:

— Смотри-ка! Наш Федя стал аллегориями разговаривать…

Федю тоже забирает, но он не подает вида.

— Аллегория, — говорит, — вещь полезная. Когда у тебя в твоем хозяйстве трактора не работают и мощности простаивают, ты расстраиваешься? Или… может, важно одно — не отставать от соседей? А раз у соседей тоже простаивают, то какая в этом печаль… Как, по-твоему? А про себя скажу так. Мое хозяйство — люди. И по-хозяйски должен я добиваться, чтоб человеческая сила использовалась на полный коэффициент…

Аркадий опять засмеялся.

— Сила! Это она, агрономша?.. Ну, знаешь… Только для блохи и клоп — сила.

Вижу: пора мне вмешаться!

— Хватит вам, — говорю. — Что с вами сегодня? Мало вам агрономши Ковшовой. Если вы еще друг с другом возьметесь ругаться, что тогда будет в нашей МТС!

Кое-как замяли мы этот разговор.

А тут подоспели такие события: отпустили нам деньги на строительство. И задумал я поднять мастерские за один строительный сезон с тем, чтобы с осени разрешили нам открыть у себя на новой базе курсы механизаторов. Так, думаю, сразу убью двух зайцев — и ремонтная база будет и кадры.

Забот и трудностей, конечно, выше головы: проекты утверждай, и стройматериалы добывай, и строительную бригаду формируй! Неприятности наши с агрономшей отошли от меня, позабылись… Не до них мне стало.

А она меж тем времени попусту не теряла. Готовила она для нас еще одно острое переживание…

Дело в том, что прошлый год у нас был засушливый, и по большинству колхозов семенной материал оказался некондиционным. Область нас успокоила, что выделены нам семена для обмена. Пришел обменный фонд с запозданием, и сразу по всему району начался обмен! Но ведь у нас по Настиной милости все не как у людей! Не желает обменивать семена! Завезли для обмена из дальних мест мягкие, незасухоустойчивые сорта.

Настя заявляет:

— У нас твердая пшеница, гордость наших мест! Если ей не хватает до кондиции нескольких процентов, надо дотягивать и дорабатывать эти проценты, а не менять…

А когда там дотягивать и дорабатывать, если в области уже сеют! Метеорологическая станция сообщает, что через три — пять дней потеплеет, начнется сев и в нашем районе, значит, надо в три — пять дней довести семена до кондиции: организовать сортировку, воздушно-тепловой обогрев, яровизацию.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука