Читаем В Ингушском конном полку полностью

По началу же войны репутация Туземной дивизии, или, как её стали называть с лёгкой руки австрийцев, "диких региментов", наводила ужас на вражеское население. Галицийские крестьяне – газды и поляки при встречах старались подальше обойти идущий полк, скрываясь за кустами и перелесками. Всадники провожали таких встречных пристальными и неприветливыми взглядами, как явно ускользающую от них добычу. На нашем пути издали было видно, как в сёлах, завидя идущий полк, жители бросаются загонять скот, ребятишки с плачем бегут по домам, толкая друг друга, а старики, сидящие у порогов, поспешно собирают свои костыли. При входе в деревню мы наталкивались на вымершее селение с наглухо закрытыми окнами и дверьми и совершенно пустыми улицами.

К вечеру первого дня похода мы подошли к длинной гати, обсаженной деревьями. Дорога шла возле Днестра. Под лошадиными копытами туповато гудела дорога. Фыркали кони, позванивали о стремена шашки. Там и сям вспыхивали в сумерках огоньки папирос. От шедшей впереди сотни наносило запахом конского пота и кисловатым душком ремённой амуниции. Я всегда любил и никогда не забуду этот характерный запах кавалерийской части, который впервые я ощутил в юнкерские дни, а затем долгие месяцы и годы он сопровождал меня по дорогам Малороссии, Буковины и Галиции, в донских и кубанских степях, и с течением времени стал мне близок и дорог, как запах отчего дома…

Пройдя гать, мы свернули на луг, где спешились, отдав коней коноводам, и сотня чуть видной в ночи тёмной массой выстроилась по тихой команде вполголоса.

– Поручик Цешковский, – послышался из тьмы голос командира полка.

– Здесь, господин полковник.

– Ведите вашу сотню прямо по дороге до моста. Там встретит проводник от 12-й дивизии, доведёт до окопов. С Богом!

Хлюпая сотнями ног по болотной дороге, сотня зашагала во тьме за своим командиром. Через пять минут во мраке вырисовались очертания деревянного моста, от перил которого отделилась и подошла к нам одинокая фигура.

– Проводник?

– Так точно, ваше высокоблагородие, Стародубського драгунского, – с хохлацким акцентом ответил солдат.

– Ну, веди. Далеко тут?

– Никак нет, через мост и налево, в горку.

По дороге я успел расспросить у драгуна новости о Стародубовском полке, который после перевода в Туземную дивизию я всё же продолжал любить и не мог считать чужим. Новости были скверные, почти все мои товарищи по выпуску и службе в Новогеоргиевске были убиты или ранены. Корнет Внуков убит шрапнелью в лоб, Брезгун ранен, Шенявский пропал без вести при проверке секретов, остался жив и не ранен только один Гижицкий.

В глухую полночь мы добрались до окопов и залезли вместе с Шенгелаем в какую-то дыру, прикрытую досками. Стародубовцы сообщили, что окопы находятся в доброй версте от австрийцев, и на этом участке фронта пока боев нет.

В эту первую мою ночь в окопах действительно почти не было огня со стороны неприятеля, и лишь изредка где-то вдали одинокая австрийская винтовка выговаривала своё отчётливое "та-ку", и высоко в небе над нами пела пуля. Около часу ночи начался ожесточённый ночной бой вправо от нас, у деревни Колодрупки, и вся линия горизонта там обозначилась дрожащим отражением артиллерийского и ружейного огня. Пулемётная и ружейная стрельба в этом злополучном месте слилась затем в беспрерывный треск, глухо гудела земля от взрывов и выстрелов артиллерии, бившей откуда-то сзади. По небу всю ночь бродили лучи прожекторов. Из австрийских окопов впереди нас, то там, то тут, медленно всплывали ракеты и, распустившись букетом, останавливались в воздухе на несколько мгновений, превращая ночь в день.

Когда ночь прошла и мы, как кроты, вылезли из своей норы, все обсыпанные землёй, было чудесное летнее утро. Окопы наши оказались долговременными, были глубиной выше человеческого роста. Чтобы увидать из них что-либо на стороне противника, надо было лезть на бруствер. Впереди, насколько только хватал глаз, как перед окопами, так и сзади нас, шумело и колыхалось на лёгком ветру целое море кукурузы, закрывавшее от глаз весь видимый мир, почему секрет приходилось на ночь высылать далеко вперёд за проволочные заграждения.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии