В июльский день

Н. Кальма В июльский день

Художник А. А. Черномордик

1. Портрет на стене

— Трусики не забыл?

— А пастилу взял, дед? Ведь Володька так любит пастилу. Узнай там, как Володька себя вёл. В прошлый раз Лина жаловалась, он всё в речку лез.

Семёна Углова прямо засыпали поручениями. Сказать по правде, Семёну Углову вовсе не шло звание «дед». Ну, какой же он дед! Вон, смотрите: большой, коренастый, с чистым смуглым румянцем на щеках, с темными, почти без сединки волосами. А как проворно он снуёт по дому, как ловко увязывает свертки и сумки, которые надавала ему жена для внука Володьки! Да и там, где работал Семён Углов — на Рионской электростанции, механика Углова считали совсем ещё молодым человеком.

— Эй, скоро вы там? Звонили, что автобус сейчас будет.

В белом доме, где жили работники электростанции, все окна были настежь. В окна видны голубые и зелёные кавказские горы и мутный стремительный Рион в белых барашках. Уже с утра жаркое солнце вошло в дом, улеглось на жёлтые полы, взобралось на стены и горячим золотым пятном приковалось к портрету в кабинете Углова.

На портрете стоял, засунув руки в карманы, человек с тёмными пытливыми глазами и волосами, как будто взвихренными ветром. Клетчатый джемпер облегал его большое, сильное тело. Руки, засунутые в карманы, придавали ему вид забияки-спорщика. И каждый, кто смотрел на портрет, понимал — спорщик этот никому не даст спуску, всех переспорит.

Семён Углов взглянул на портрет, позвал жену:

— Посмотри, Ксюша, что солнце делает: Владим Владимыч как живой стоит. Вот-вот скажет что-нибудь, подденет меня.

Ксения Ивановна — седая, но розовая и моложавая — засмеялась:

— Конечно, подденет. Скажет: «Что же ты, Семён, собрался праздновать вместе с внуком мой день рождения, а сам копаешься, как черепаха. Так и на автобус не поспеешь…»

И точно в ответ на ее слова, с улицы донесся сигнал автобуса. Это шофёр Гоги созывал тех, кто собрался ехать в селение Маяковски к своим детям и внукам.

Шла уже вторая неделя, как детский сад переехал из города в красивое горное селение, названное в честь великого советского поэта. И сегодня, седьмого июля, в день рождения Маяковского, ребята ждали на праздник родных.

Открылись двери белого дома, и в автобус стали усаживаться мамы и папы, бабушки и дедушки, старшие братья и сёстры. И была даже одна прабабушка по имени Радам. Прабабушка — чёрная, толстая и весёлая — тащила очень толстый рюкзак. Сейчас же из автобуса протянулось, наверное, десять рук, чтобы ей помочь. Сам шофёр Гоги соскочил со своего места и подсадил прабабушку Радам в автобус. А Семён Углов, увешанный тюками и тючками, как верблюд, вскочил в автобус сам. Ему никто не помогал — ведь он считался молодым.

Гоги сказал:

— Ну, теперь начинается праздник.

И автобус двинулся по белой от солнца дороге — в зелень и прохладу гор.

2. На берегу Ханис-Цхали

Белые панамки усеяли зелёный луг. Будто многое множество грибов выросло на берегу хрустальной горной речки Ханис-Цхали. Грибов становилось всё больше: на берегу собрались все ребята из детского сада.

Тоненькая, похожая на мальчика воспитательница Лина уже охрипла от крика:

— Ребята, сюда! Все сюда, на берег! Здесь будем завтракать, а после завтрака будет концерт, а после концерта — экскурсия!

Две девочки-смуглянки — правнучки Радам — ходили за Линой хвостом и упрашивали:

— Лина, посмотри, как мы танцуем.

Курносый мальчик, которого звали Витей, тоже спросил:

— Лина, посмотри, правильно я надел рубашку?

И только один мальчик ничего не просил, а все ходил и мял в руках свою панамку. Панамка уже стала похожа на блинчик. Лина всплеснула руками:

— Володя, что ты сделал со своей панамкой!

Володя еще больше затеребил панамку.

— Я забыл стихи, Лина, — сказал он чуть слышно. — Все приедут, а я…

Наверное, Володе хотелось заплакать, но он сдержался. Лина повела его на берег, к большому инжирному дереву. Ханис-Цхали журчала и вся извивалась от удовольствия — так приятно ей было бежать меж свежих зелёных берегов. Под мышкой у гор пряталось селение. Деревянные домики были отделены друг от друга листвой, как фрукты в корзине. Магазин, банк и школа, в которой летом жил детский сад, белели на другом берегу, как куски сахара. А здесь, на этом берегу, низкая мурава расстилалась точно ковер и стоял только один небольшой дом, крытый дранкой.

Мы с вами непременно зайдём в этот дом, но зайдём немного позже, а сейчас послушаем, что говорит Володе его воспитательница.

— Если ты даже что-нибудь позабудешь, ничего страшного не будет, — успокаивала мальчика Лина.

— Нет, будет, будет страшное! — закричал, чуть не плача, Володя. — Ты же ничего не знаешь! Не знаешь про карандаш и про портрет дяди Володи! И не знаешь, что дядя Володя дедушку человеком сделал!

Лина ужасно удивилась.

— Какой дядя Володя? Почему человеком сделал? Что ты такое говоришь?

И Володя начал объяснять ей, как маленькой: