В «игру» вступает дублер

– По нынешним временам – вполне. Натуральное мясо. И довольно часто бывает пиво.

– Вот как? Тогда я составлю вам компанию. Не возражаете?

Разве мог он возразить? Даже невооружённым глазом было видно, как настойчиво набивается Шкловский ему в попутчики. Да и не было повода отказать, поэтому Ларский (играть так играть!) дружелюбно ответил:

– Напротив, я очень рад.

Далее разговор шёл об искусстве вообще и о живописи в частности, в чём Шкловский обнаружил немалые познания. И если бы Зигфрид, прежде чем поступить в театр, не перечитал горы искусствоведческой литературы и не походил бы по музеям Ленинграда, то мог бы попасть впросак. Но теперь его знания на уровне «не окончившего полный курс наук» студента архитектурного института не вызывали сомнений. Уже в шашлычной Шкловский вдруг предложил:

– Я просил бы вас составить мне сегодня компанию: хочу после спектакля устроить маленький вечер для фрау Луизы и её подруги Софи, вернее, дружеский ужин с цветами и шампанским.

Зигфрид понял: начинается слежка, причём открытая. Уклониться от этого предложения вряд ли удастся, придётся принимать, но не сразу, не сразу… Он состроил комическую мину «без вины виноватого» и сказал:

– Господин Шкловский, вы, как видно, хотите лишить меня места. Всем известно, как благоволит директор к фрау Луизе, а Софи и главный дирижёр…

– Знаю, знаю! – живо перебил его Шкловский. – Но я же сказал: дружеский ужин. Директор и дирижёр могут тоже присутствовать, если пожелают. Но я думаю, они уступят этот вечер немецкому офицеру.

Впервые Шкловский заявил о себе как о немецком офицере, хотя всегда ходил в штатском. Такая откровенность ничего хорошего не сулила, но Зигфриду оставалось только поддержать этот дружеский тон и согласиться на ужин с цветами и шампанским.

«О том, чтобы идти сегодня к Анне, не может быть и речи», – подумал он, но тут же сказал себе: «Стоп! А если это психологическая атака?» Если Шкловский берёт его на испуг? Он уже наверняка знает о «занятиях», и не пойди сегодня Зигфрид на уроки немецкого языка – тот может сделать единственно правильный вывод о том, что Ларский встревожен. Нет, идти надо. Поэтому Зигфрид, глянув на часы, поспешил откланяться:

– Значит, до вечера, господин Шкловский. А теперь, извините, у меня дела.

– Ох, уж эти дела, – смеясь, пошутил Шкловский. – Наверное, какая-нибудь свеженькая модисточка.

Ларский шутливо развёл руками и ушёл.

У Анны он быстро зашифровал текст с информацией о Кохе и предположительной слежке и попросил её передать шифровку самостоятельно завтра днём.

– Что-нибудь случилось? – встревожилась девушка.

– Ничего особенного, но нужна осторожность. Возможно, меня не будет несколько дней, и вы, пожалуйста, тоже будьте поосторожнее… Завтра связи с вами ждать не будут, но вы же найдёте в эфире нужную волну?

– Конечно, конечно, – поспешила заверить Анна. – Я могу и сегодня передать, когда вы уйдёте.

– Нет, завтра, – решительно заявил Зигфрид. – А теперь приступим к немецкому языку.

Анна раскрыла учебник, словарь, придвинула ему тетрадь. Сказала назидательно:

– Сегодня побеседуем об искусстве.

Зигфрид улыбнулся:

– У меня – второй раз за день! Ну что ж, давайте об искусстве, мне это даже интересно.

– А вы делаете заметные успехи, – сказала Анна после занятий.

– Ещё бы! – полушутливо отозвался Зигфрид, – У меня такая восхитительная учительница!

Анна покраснела и в растерянности молчала, не зная, что ответить на такой комплимент. Она видела, как он посмотрел на неё – почти с нежностью, и оттого смутилась ещё сильнее. А Зигфрид мягко провёл тёплой ладонью по её голове и сказал тихо:

– Вы умница.

Потом быстро вскочил, улыбаясь, вскинул руку в знак приветствия и вышел.

Шагая по переулку, представлял растерянное и смущённое лицо девушки. Она, безусловно, чиста, честна и преданна, но и ей он пока не мог открыться полностью. Зигфрид ждал: возможно, наш агент, который должен был связаться с ним через Морозова, как-то выйдет на связь с центром, и оттуда поступит шифровка с его координатами. Тогда бы он мог с его помощью прощупать Шкловского: а вдруг действительно через него можно внедриться в какое-либо немецкое подразделение? Но только в центре будут решать, нужно это или не нужно. Анне лучше пока ничего не знать, хотя он и желал бы в дальнейшем работать с ней.

О Морозове до сих пор не удалось ничего узнать. Сидит ли он в городской или в гестаповской тюрьме или его давно расстреляли? Даже Петрович, начавший искать среди тюремщиков хотя бы малость знакомых, пока ничего не добился.

Арест Морозова очень осложнял Зигфриду выполнение задания, которое он получил из центра перед тем, как влиться в разведгруппу. Связь с агентом, прерванную год назад, восстановить пока не удаётся. Возможно, он и прибыл уже сюда вместе с немецкой армией, но как его различишь среди множества офицеров и солдат? А может, он выдаёт себя за какого-нибудь делового человека или торговца?