В идеальных вселенных

В придачу к бутерброду я завариваю кофе и утаскиваю еду это к себе в комнату. Открываю ноутбук и какое-то время просто пялюсь в экран, наблюдая за тем, как однообразно вращается колесико загрузки. За дверью слышатся мамины шаги. Она возвращается обратно на кухню. Шкребет ложкой по кастрюле – помешивает кашу. Еще раз включает чайник, который закипел минуту назад.

Я слышу, как мама поворачивает конфорку на плите. Наверное, каша уже готова. Жду, когда откроется дверь в мою комнату, и мама скажет бесцветным голосом, что пора идти есть. Но ничего такого не происходит. Звенит доставаемая из шкафа посуда, тапки шлепают по коридору вглубь квартиры. Снова проходят мимо моей комнаты в сторону кухни и, наконец замирают.

Я захожу в интернет. Какое-то время бестолково листаю страницы. Можно проверить социальные сети. Посмотреть новые фотки друзей. Узнать, какие у них новости. Вот только… Упс. Кажется, у меня нет друзей. Ни одного.

Мы переехали в этот дрянной район. Я пошла в новую школу, а через неделю всех посадили на карантин. Конец истории. Вот что на самом деле означает выражение “с глаз долой – из сердца вон”. Те, с кем я общалась в своей старой школе, окунулись в реальность другого дистанционного обучения, школьных чатов, сетевых пранков и общих проблем. А те, в чье сформировавшееся сообщество я еще не успела влиться, не имели потребности заводить новые знакомства на карантине.

– Катя, ты есть будешь?

Мама, беззвучная как шпион, открывает дверь в мою комнату и теперь смотрит на меня через порог, точно опасаясь нарушить допустимую дистанцию.

– Я уже ем, – я машу перед собой бутербродом, с которого естественно тут же летят в разные стороны крошки.

– Не надо запихиваться сухомяткой с утра, – констатирует мама и не дожидаясь моей обратной реплики, поспешно закрывает дверь.

Еще какое-то время я смотрю на то место, где стояла мама. Пожалуй, сейчас единственной вещью, вызывающей во мне хоть крошечную долю любопытства, является то, до какой грани хватит маминого терпения.

Как и многие другие, мама потеряла работу во время карантина. Мы трое – узники этой убогой лачуги – существовали благодаря бабушкиной пенсии и папиным алиментам. Поскольку я никуда не ходила, деньги меня мало интересовали. Главное, чтобы было чем платить за интернет ежемесячно. Но, до тех пор, пока уроки ведутся через компьютер, мама не может его отключить. Даже в качестве наказания. А если и сделает это – мне же лучше. Буду торчать в комнате у бабули и целыми днями смотреть телик.

Без пяти минут восемь я захожу в школьный онлайн-кабинет. Кто-то из моих новых одноклассников уже маячит там в виде крохотных движущихся персонажей. Они оживленно болтают между собой, дожидаясь учителя. На мое появление никто не реагирует. Хотя на мне яркая футболка, которая, как флаг маячит в узком окошке.

Вообще-то я и в оффлайне не самое сильное звено, по части общения. Не умею сходу включаться в разговор. Шутить, пересказывать приколы, обсуждать шмотки, косметику. Все, что касается парней – вообще темный лес. Я бы с радостью выключила свое видео, чтобы вместо моей, пусть и крохотной физиономии, на экране застыла картинка в виде собаки из мультика. Но если я это сделаю, учительница тут же начнет орать: «Мицевич! Если ты не включишь видео сейчас же, я поставлю тебе прогул». Остается только сидеть и делать безразличное лицо. Пусть все думают (если вдруг соберутся подумать обо мне), что я фрик, и меня нисколечко не касаются они и их тупая школа.

Училка появляется с опозданием. Как там про начальство говорят? Оно не опаздывает. Плевать. Пять минут больше, пять меньше.

Целых полчаса я с усердием записываю все, что положено, даже не вникая в смысл. Странно, что кому-то до сих пор кажется, будто бездумное копирование чьих-то там слов, утрамбовывается в мозгу лучше, чем вдумчивое чтение.

На пятиминутной перемене, я отлепляюсь от экрана и выхожу из комнаты. Со скоростью света, соорудив себе новый царь-бутерброд, я уже собираюсь вернуться обратно, как вдруг до меня долетают голоса, доносящиеся из бабулиной комнаты. Обычно я не подслушиваю. Но сейчас, даже не знаю, может скука, заставляет меня тихо следовать в противоположный конец комнаты и лепить ухо к двери.

– .... я не понимаю, что делать, – говорит мама, сопровождая свою речь обильным потоком рыданий.

Впервые в жизни я слышу, чтобы она вот так выражала эмоции. Неужели виной тому мое мерзкое поведение?

– Ничего, – голос бабушки звучит как обычно монотонно, – он же тебе не чужой человек. Месяц – это не год. И дольше терпели в наше время.

Странно. Похоже, речь идет не обо мне. В следующую же секунду, я слышу этому подтверждение.

– А Катерина, что скажет? Она-то как поймет?

В воздухе зависает молчание. Слышно, как громко и тяжело дышит бабушка.

– Нашла о ком думать. Ей-то, поди больше всех это надо. Ничего перетерпит как-нибудь.

Теперь я совсем теряюсь в догадках. Это, неизвестно что, касается меня больше всех? Зачем-то нужно терпеть. И почему мама плачет так, словно кто-то умер?