В грешный мир

Зигзагом вьется белая дорога из святого монастыря в грешный мир. Вздымаются над нею горы, шумят старые буки, клокочет в долине Алма...

Солнце было уже низко. Зелеными огнями горели на нем вершины буков, блестели, как серебряные колонны, стволы, и блуждали под ними их легкие тени. А там, где солнца уже нет, громоздились в небо темные стены, а с них, глубокие и черные, глядели сумерки.

Шли по дороге монашенки. Поникшие головы, красные глаза, узелки за плечами, палки в руках. Впереди Варвара, за ней Устина, а там и две другие, что собирали малину. Брели из рая в грешный мир, так и не опомнившись, не придя в себя. Так быстро все это стряслось! Беда застигла их, как дождевая туча. Устина до сих пор еще дрожала, перед глазами у нее все еще стояла высокая, черная матушка игуменья: желтые мешки скачут под злыми глазами, палка трясется в руке, золотой крест скачет на груди. «Где малина?.. Сожрали?! Малина моя где!.. Распутницы!.. Вон отсюда!..— Сестра Аркадия с постным лицом подает матушке святой водицы, просит напиться...— Прочь с глаз моих... Вон отсюда!.. Всех разгоню... я... я...» Льется на пол вода, палка ходуном ходит, крест скачет на груди, и скачут мешки под глазами...

Потом хаос, что-то смутное, чего и не вспомнишь... убогие узелки с убогими пожитками... дрожащие руки... слезы монашенок... Слова утешения украдкой, тайком, чтобы старшие не видали,— и под ногами дорога, долгая, постыдная... А в мозгу точно топором рубит: «Сожрали?.. Вон отсюда!..» Даже деревья шепчут в черных вершинах: «Сожрали? Вон отсюда!..»

Щеки у Устины пылали, и раскаяние жгло грудь. Какая- то малина!..

Сестра Варвара шагала твердо, упрямо, будто рвала цепи. Сдвинула брови, сжала губы и стучала палкой о землю. Ни разу не остановилась, не оглянулась. Вся фигура говорила: прочь от рая, ближе к грешному миру!

Позади — враги. Шли молча, одинокие, словно разделенные стеной. Даже тени их врозь плыли по дороге.

Сестра Устина была подавлена. Она не в силах была ничего забыть. Не забыла своей кельи, тесной и тихой, как могила... Вечерних теней, трепещущих от света лампадки... маленького оконца, вмещавшего в себе высокие горы, и чистое небо, и ясное солнце... прекрасный мир божий... Ее душа не могла оборвать вдруг священные мелодии, чистые и прекрасные, как ангельские хоры. Забыть сладкие молитвы на каменном полу в углу темной церкви... Черных сестричек, идущих рядами... Всего, к чему привыкла. Что с нею будет? Куда деваться? В широком, чужом мире, от которого она отвыкла? Куда ведет эта белая дорога, петляющая в горах — чужих, неизвестных, холодных?

А лес молчал. Молча шли сестры, и каждая отдельно несла свои думы.

Вдруг что-то послышалось ей... Нет, только послышалось...

Так обидно, так грустно, душа исходит слезами.

— Сестра Секлета, где заночуем?

Ласковый голос... Кто это сказал? Тепло, сердечно, словно солнце вечернее. Это послышалось ей?

— Сестра Секлета, где заночуем?

— Сестричка Марта!..

Неужели это враг обратился к врагу?

Даже Варвара вздрогнула и остановилась.

Они оглянулись.

Сестра Секлета лежала на груди у Марты, и черные плечи ее сотрясались от плача.

— Прости!

— Бог простит!

Устина взглянула на Варвару, бледные губы у нее дрожали, как у маленького ребенка.

У Варвары из глаз текли слезы...

Что-то тяжелое, мучительное подкатило Устине под сердце и вдруг пропало. Стало так легко, так радостно, как никогда. Она стояла и шептала безотчетно:

— Сестричка... сестра...

И это маленькое слово, сказанное так искренне врагами здесь, на пути в грешный мир, слово, которое она прежде там, в монастыре, тысячи раз повторяла холодными устами,— вдруг приобрело для нее какую-то необычайную красоту, какое-то особое тепло и пело в душе, как песня.

Она словно впервые произнесла:

— Сестра... сестричка...

Оно соединило их лучше, прочнее, чем раньше... От него расступились черные боры, и нестрашным стал этот неведомый, далекий, этот грешный мир...

Всем стало легко. Все обнимались.

— Сестра Секлета!..

— Сестричка Марта...

Всем им хотелось как можно чаще произносить это слово — новое, только что найденное, простое и родное.

Всем им хотелось взяться за руки и идти так дальше, в мире и покое.

— Сестра Устина...

— Сестра Варвара...

Солнце пряталось за горами, и черный мрак вставал из мертвого бора. Но им было все равно. Они все знали, что там, в долине, куда они идут, еще светит солнце и бьется волна живой жизни.

Август 1904 г.

Чернигов

Текст по изданию: М. Коцюбинский. Повести и рассказы. Леся Украинка. Стихотворения. Поэмы. Драмы. / Вступительная статья, составление и примечания Ал. Дейча / Пер. с украинского. – М., Изд-во «Художественная литература», 1968. (Библиотека всемирной литературы, Серия третья. Литература XX века. Том 157)