Но мистер Кин прервал его:
— Вы не остановились на сугубо материальном аспекте проблемы.
— Вы правы, — помедлив, согласился мистер Саттертуэйт. — О нем тоже нужно сказать, хотя бы в общих чертах. В таком случае отметим, что в результате всего этого миссис Харуэлл оказалась как бы соломенной вдовой; и не вольна уже вступать в брак; мистер Сайрес Бредбери получил возможность приобрести Эшли-Грейндж со всем содержимым за шестьдесят, кажется, тысяч фунтов; и, наконец, некий господин из Эссекса смог воспользоваться услугами садовника Джона Матиаса. К слову, это вовсе не означает, что исчезновение капитана Харуэлла было подстроено усилиями эссекского господина или же мистера Сайреса Бредбери.
— Иронизируете, — усмехнулся мистер Кин.
Мистер Саттертуэйт подозрительно взглянул на него.
— Но вы же не станете спорить…
— Нет-нет, разумеется, не стану, — заверил его мистер Кин. — Это было бы глупо. Итак, что дальше?
— Попробуем на некоторое время вернуться к тому роковому дню. Представим, что все это случилось, скажем, сегодня утром…
— О нет, — улыбаясь, перебил мистер Кин. — Если уж воображать, что нам подвластно само время, то лучше будет направить его течение еще дальше. Положим, исчезновение капитана Харуэлла произошло сто лет назад и что мы с вами оглядываемся на минувшее из две тысячи двадцать пятого года.
— Странный вы человек, — удивленно произнес мистер Саттертуэйт. — В прошлое верите, а в настоящее нет. Почему?
— Недавно вы употребили одно замечательное слово — атмосфера. Так вот, в настоящем атмосфера не ощущается.
— Что ж, может, и так, — задумчиво проговорил мистер Саттертуэйт. — Да, пожалуй, так оно и есть. Настоящее, как правило, воспринимается слишком конкретно.
— Хорошо сказано, — сказал мистер Кин. Мистер Саттертуэйт кокетливо раскланялся:
— Вы мне льстите.
— Окинем же взором из будущего весь год, но не текущий — это, пожалуй, было бы пока сложновато — а, скажем, прошлый, — продолжал мистер Кин. — Как бы вы, с вашим умением найти точное слово, определили прошлый год?
Мистер Саттертуэйт на некоторое время задумался: все-таки он дорожил своей репутацией.
— Если девятнадцатый век был наречен впоследствии веком мушек и пудры, сказал он, — то, думаю, тысяча девятьсот двадцать четвертый справедливо было бы назвать годом кроссвордов и воров-домушников.
— Неплохо, — одобрил мистер Кин. — Но вы, вероятно, имеете в виду Англию, а не всю Европу?
— Насчет кроссвордов я, честно говоря, не в курсе, — отвечал мистер Саттертуэйт, — но вот домушники неплохо потрудились и на континенте. Помните серию знаменитых краж из французских шато?[3] Вор-одиночка со всем этим ни за что бы не справился. Чтобы попасть внутрь, преступникам приходилось выполнять головокружительные трюки. Поговаривали, что тут орудовала целая труппа акробатов — мать, сын и дочь Клондини. Кстати, однажды я видел их на сцене — поразительное зрелище! Потом они загадочным образом куда-то исчезли… Однако мы удалились от предмета нашего разговора.
— Не очень, — возразил мистер Кин. — Всего лишь перебрались через Ла-Манш.
— Где, по словам нашего хозяина, французские барыни лишний шаг боятся ступить, — засмеявшись, добавил мистер Саттертуэйт.
Повисшая вслед за его словами пауза показалась странно многозначительной.
— Но почему, почему он исчез? — воскликнул наконец мистер Саттертуэйт. — И как? Каким-то непостижимым образом! Фокус какой-то!
— Вот именно, фокус, — сказал мистер Кин. — Точно подмечено — и вполне в духе времени — помните: атмосфера!
А в чем конкретно заключается суть фокуса?
— «Проворство рук обманывает зренье», — без запинки продекламировал мистер Саттертуэйт.
— Вот и ответ! Обман зрения! А уж чем он достигается — проворством ли рук или иными средствами — вопрос второй. Тут все сгодится: пистолетный выстрел, взмах ярко-красного платка — любая деталь, которая с виду может показаться важной. И вот — взгляд уже отвлекся от действительных событий и прикован к некоему театральному эффекту, который на самом деле ровно ничего не значит.
Мистер Саттертуэйт подался вперед, глаза его загорелись.
— Верно, верно! Это мысль!..
Помолчав, он продолжал размышлять вслух.
— Пистолетный выстрел… Что в нашем случае могло сыграть роль пистолетного выстрела? Что больше всего захватывает воображение?
От волнения у мистера Саттертуэйта даже дыхание перехватило.
— Исчезновение капитана Харуэлла! — выдохнул он наконец. — Убрать его — и от всей этой истории ничего не останется.
— Так уж и ничего? А если бы все шло своим чередом, но без такого вот эффектного жеста?
— Вы хотите сказать — если бы мисс Лекуто просто так, без всякой причины, продала Эшли-Грейндж и уехала?
— Вот-вот! Что бы было?
— Ну, полагаю, поползли бы слухи, люди стали бы проявлять повышенный интерес к коллекциям, находящимся… Но стоп! Минутку!
Помолчав, он взволнованно продолжал: