В городе Солнца

– В общем, вот какой получился казус, – начал Дорогуша. – Ты прости, что я даже кофем не угощаю. Не схлопотал еще кофе по причине крайней заботы и раздумий, – Дорогуша потёр свое жирное пузико левой лапкой и закатил глаза. – В текущий номер долженствовала пойти моя статья о собрании черносотенных активистов, выражавших свой протест против бесовской чертовщины. Связанной с появлением в городе так называемых братьев-золототысячников, которые призывают всех опроститься, ходят в галошах в форме голой ступни и в рубахах по колено, носят часто усы и бороду и затворяются своим коллективом внутри зала Пирамиды на третьем ярусе. Устраивают там моления Господу. На свой еретический лад, конечно. Также, они стремятся создать тысячу своих мест сбора, ищут способ превращения железа в золото и поклоняются солнцу.

– Ну что ж! Нормальный был бы материал.

– Вот именно, что был бы, – ответствовал Драгомир. – А вышло иначе. Совсем погорел.

– Что? Порнуха ввязла?

– Полнейшая порнуха…

Порнухой в редакции, к удивлению Кроласа в первые дни его работы здесь, звали материалы, негодные для выставления на широкую публику.

Свистлицкий вздохнул, продолжив рассказ:

– Золототысячники вычислили черносотенных и вышли на улицу с плакатами с изображениями Льва Толстого и Порфирия Корнеевича Иванова. Спели свой псалом, начинающийся словами: «Люди Господу верили как Богу, а он сам к нам на землю пришел», – и обложили здание со всех сторон, став большим кругом, и держа в руках по парафиновой свечке каждый. Ну, у черносотенных нервы у первых сдали. Пошли тех ремнями стегать. В общем, драка началась. Стенка на стенку.

– Представляю, как ты улепётывал! – заметил Иоганн развязно.

– Пришлось сподобиться, – кисло улыбнулся Свистлицкий. – Да, и еще… Меня «золотухи» за православного священника приняли. Удалось отмазаться от них только редакторским пропуском.

– Нормалек. Это порядок. Бывает. Меня на одном концерте один раз за тусовочного парня приняли. Перестарался со свойским прикидом. Тоже, братки какие-то решили фейс начистить, только маза пергазетная и выручила.

– Но это всё – присказка, – хитро прищурился Свистлицкий. – С шефом, Корнеем Пузаловым, дорогим нашим, мы уже объяснились. И он вошел в мое сложное положение, да ещё и отпуск для восстановления сил на пару дней дал. А очередь теперь заметку писать – тебе. Молодым кадрам нашим. Христом богом мы, я и Корней Иванович, тебя просим ласково тиснуть что-нибудь конкретное.

«Конкретным» материалом на «пергазетном» слэнге назывался материал не «пустой», без воды. И такой, чтобы читали все. Чаще всего, это была какая-нибудь скандальная новость.

– В общем, шеф тебе советует найти Линду и взять у неё интервью, – напрямую, не моргнув, выдал Дорг.

Иоганн чуть слюной собственной не подавился.

«Да ведь её ни один газетчик вот уже с месяц найти не может! А я – что? Полис какой-нибудь? – подумал он, злобно глядя на Дорга. – Дикость какая!»

Но он хорошо знал значение слова «советует»… И потому, вслух не сказал ничего.

«Удружил ты мне, однако, Дорогуша! Век не забуду», – прибавил он к этому «ничего» мысленно.

Вслух он сказал только:

– Я постараюсь.

На том и расстались.

Потом он вошел в свой кабинет и зло захлопнул дверь. Но она всё равно закрылась бесшумно: таково было устройство редакционных дверей. С его плеча тут же слетел Тенгу, принял свой естественный облик и начал осматриваться.

«Однако! – только теперь сообразил Кролас. – Никто из моих коллег на него внимания не обратил. Хорошо же он умеет создавать эффект отсутствия! Я слыхал о подобных свойствах некоторых мутагенных зверьков, но встретился с этим впервые».

Он подошел к окну, оформленному в виде иллюминатора, и взглянул на город. Сверху нависали многоуровневые строения из металлопласта, в основном метро и автострады, небольшие забегаловки и «шопы»: мелкие магазинчики, второго и третьего уровней. Круглые и прозрачные, как пузыри. Их затеняли многочисленные громадины – здания, доходящие с земного яруса, граунд-фло, аж до второго уровня. Автострады закреплялись между ними перемычками и арками, а на них поднимались радужные переливающиеся фонарики площадок скотчфло и эскалаторов, несущих вверх пассажиров. Общая феерическая картина дополнялась видом на наземный ярус. В центре города он специально, в виде стилизации под старину, был оставлен пешеходам. Однако, здесь наличествовали также флайера и скоростные велосипеды. И всё это разноцветье двигалось и переливалось.

«Граунд-фло, – рассматривал Кролас. – Многочисленные лавочки и синтетические деревья, пестрые толпы праздношатающихся разряженных пиплов, легкий сизоватый дымок сигарет, женский смех, звуки музыки… А чуть поодаль – узкая вонючая канава с грязной жижей, до сих пор носящая гордое имя „Дон“. Поговаривают, её уже давно пора полностью замуровать плитами. Но мешает этому старческая ностальгия многих граждан. Грустно».

– Что это за пр-рибор? – он пришел в себя от резкого голоса врана. Вран изучал ощупью своих «пальчиков» клавиатуру компа.