Нина Павловна оглядела его неказистую фигуру в полушубке, доброе открытое лицо под шапкой из нутрии и подтвердила очень серьезно:
— Типичный кинорежиссер… Я вас по телевизору видела, в "Кинопанораме".
— Да?! — насторожился Степаныч.
Жанна уложила чайники в коробку. Перевязала ее.
— Желаю творческих успехов. — Нина Павловна забрала коробку и ушла.
— А какой фильм вы сняли? — спросила Жанна.
— У меня их много… Но самый известный "История любви"… "Лав стори"…
— А я подумала, что вы из ОБХСС, карманников ловите, — сказала Жанна. — Это в первые дни, когда вы приходить начали и стояли здесь…
— Смотри, какой подарок купили Стрельникову наши женщины!
Нина Павловна старательно собрала всю конструкцию из четырех чайников. Получилась неустойчивая фарфоровая пирамида, высотой более полуметра.
Лена скептически ее рассмотрела.
— Оригинально, да? — Нина Павловна была очень довольна. — Когда на юбилее пойдешь Федора Федоровича поздравлять, ты обязательно все это хозяйство из коробки вынь.
— Все четыре чайника я не удержу. Один или два разобьются, — пообещала Лена.
— У тебя руки дрожат?
— Сейчас нет.
Нина Павловна взяла в руки пирамиду из чайников, попробовала потрясти руками. Чайники качнулись.
— Если прыгать не будешь — удержишь… И главное — улыбка!.. В последнее время ты с таким лицом ходишь, будто тебя ревматизм замучил.
Лена взяла чайники и сделала реверанс с улыбкой.
— Так?
— Желательно, — ловя падающий верхний чайник, ответила Нина Павловна.
— Ничего не получится!
— Если ты потащишься на сцену с картонной коробкой, все поймут — приехала Дуня-мешочнина. Тебе поручено важное дело! — Нина Павловна заговорила с пафосом, от которого Лену пробирала дикая скука. — Можно сказать, ты представляешь не только наш киноклуб, а все киноклубы Москвы…
— Вы Стрельникова давно знаете? — перебила Лена.
— Да… Мы работали с ним вместе. В ТЮЗе… Я мальчиков играла непослушных…
— Вы были актрисой?
— Недолго. Веселое было время, а потом я начала полнеть, стала серьезной и поехала в Москву учиться на критика…
Степаныч долго бродил по пыльным, сумрачным, длинным коридорам. Совсем по-другому представлял он себе киностудию. Он думал, что там повсюду должны встречаться стайки молоденьких девушек в бальных платьях с обнаженными плечами, а также всякие сказочные персонажи, включая и горбоносого царя Ивана Грозного. Но вместо этого попадались, и то редко, небритые личности в обвисших свитерах, пахнущие луком и сивухой. А женщины, как серые мыши, проскакивали мимо, зажав в руке ведомости.
Разочарованию не было предела. И никто не знал, где находится проклятый павильон № 6, в котором работал Боря.
Облезлая дверь с фанерной цифрой "6" привлекла внимание Степаныча по чистой случайности. Он толкнул ее и очутился в захламленном туннеле, в конце которого слышались голоса и горел свет. Степаныч пошел туда.
Перед ним возникла длинная, изображенная на холсте панорама Московского Кремля. Возле нее стоял человек в военном френче. Под густыми усами дымилась трубка. Он строго посмотрел на Степаныча и сказал:
— Как могло случится?.. Как могло случится?.. Не исключена возможность… Нет никакого сомнения в том…
В груди у Степаныча все оборвалось. Перед ним стоял живой генералиссимус Сталин.
— Нет никакого сомнения в том, что мы решили наши задачи весьма успешно…
Сталин резко повернулся и ушел, мягко ступая, куда-то в сторону.
Как в детстве, в школе, когда их пионерский отряд выстраивали перед портретом этого человека — Большого Друга Советских Детей, — у Степаныча возникло желание хлопать в ладоши, кричать "Ура!" и благодарить Отца Народов за счастливое детство… От восторга защипало в глазах…
В сомнамбулическом состоянии Степаныч пошел вслед за Сталиным и оказался в его кабинете, так хорошо знакомом по многочисленным репродукциям.
За рабочим столом вождя почему-то сидел сын Степаныча Боря, а перед ним старичок Калинин размахивал руками, как мальчик, и жаловался на дороговизну машин на автомобильном комиссионном рынке.
Степаныч оторопел. Его сознание не в силах было так быстро охватить этот скачок во времени: тут и Сталин, тут и сын, родившийся через десять лет после его смерти. Наконец он увидел кинокамеру и очнулся.
— Мужик мнется, цену не назначает, — с сильным кавказским акцентом говорил Калинин. — Говорит, звоните наследующей неделе.
Маршал Ворошилов с интересом слушал вместе с Борей.
— У него седьмая модель, брать надо, — посоветовал сын.
— Слушай! Звоню на следующей неделе, конкретно говорю — цена? Он просит пять тысяч сверх государственной стоимости…
— Сколько лет машине? — спросил Ворошилов.
— Два года, — ответил Боря.
— Так это нормально.
— Да такие машины два года назад на рынке по своей пене стояли! — переживал Калинин. — А я, дурак, денег пожалел!
— Вспомнил! — засмеялся Ворошилов.
— До чего довели народ! — расстроено сказал Сталин. — Слепые котята!
Тут Боря заметил Степаныча:
— А, папуля! Камера пока оператору нужна. Подождать придется.
Степаныч протянул руку Сталину, представился:
— Евгений… Очень похоже!
— Спасибо, — со сдержанной гордостью поблагодарил Сталин.