В горах и на ледниках Антарктиды

Дорога прескверная. Медленно одолевает вездеход подъем на плато. Валуны на пути крупные, приходится то и дело маневрировать. Жалко машину, да и от маршрута Будкина мы сильно отклонились. И я представляю: сидит он, как цуцик, в кузове, трясет его, подбрасывает на ухабах, апеллирует он к своему помощнику, а тот мычит флегматично и жует что-нибудь по обыкновению.

Терзаясь угрызениями совести, кричу Ивану, чтобы остановился. До того Клыка, который меня интересует, еще километра четыре, но уж лучше я пройду их пешком, а Будкин пусть не мучается.

Иван останавливает вездеход. Я смотрю на часы - одиннадцать. «К восьми вечера,- говорю Ивану,- буду в лагере». Уверенно так говорю, благодушно. Отогрелся на «генеральском» месте, накопил сил. Прямо как герой песни, которую напевает Будкин в те редкие часы, когда бывает в настроении: «Я проснулся в шесть часов, как младенец, без трусов. Молодой и озорной, антарктический герой!»

Но сейчас Будкину не до песен. Выбрался он из кузова, зубы стучат, машет руками - почему поехали не там, где он наметил, зря, что ли, он старался, корпел над снимками. Самую дрянную дорогу выбрали, тряска такая, что он язык прикусил, и заехали к черту на рога!

- Не к черту, а к дракону,- пытаюсь урезонить я его.- Мне отсюда ближе километра на три, чем от снежников, где ты собрался меня оставить.

- Так ведь нужно думать не только о себе!-орет Будкин.

- Вот именно! - кричу я в ответ.

Разговариваем мы на повышенных тонах еще и по той причине, что на плато сильнейший ветер. Он уносит слова, гонит их вниз, к обрывам озера Радок. А чуть выше по сопкам, куда собрался в маршрут Будкин, метет поземок. Точно подметил Борис: словно седые волосы струятся по камням.

- Работать в таких условиях - дурацкое занятие,- сокрушается Будкин.- Как в аэродинамической трубе. У меня однажды ветром молоток чуть не унесло. Аэрофотоснимки достать нельзя - порвет в клочья.

И он смотрит на меня так, как будто именно я виноват в том, что здесь такое творится. Дискутировать мне с ним некогда. Наконец-то я оказался вблизи Клыков Дракона. И погода кажется мне вполне сносной. А что Будкину кипятиться - с ним рядом вездеход. Замерз на скалах - ныряй в кабину, сиди отогревайся!

Набросив на меховой шлем капюшон своей оранжевой штормовки, я поворачиваюсь и шагаю вперед, к логову дракона.

После тепла кабины ледяной ветер особенно ощутим. Солнце сияет в небе, но уже совсем не греет. Стоит середина февраля - антарктическая осень, вот и входят в раж стоковые ветры. Иду вдоль обрывов, прикрываю лицо рукавицей. Дыхание спирает от ветра да и от волнения, ведь подо мной Клыки Дракона! Еще немного, и будет ясно, что за породы слагают вершину плато, почему они имеют свой особый цвет. Завеса таинственности, окружающая грозный обрыв над озером, исчезнет. Дракон станет ручным, домашним. Мне теперь даже жалко его.

И тут меня начинают одолевать сомнения: реально ли вообще здесь, на высоком плато, найти разрезы ледниковых отложений? В антарктическом оазисе, подобном гористому острову в океане льдов, куда не глянешь - скалистые сопки. Накопление морен характерно для понижений рельефа, дна долин, а там, как правило, все закрыто ледниками. Вот когда Антарктида сбросит ледяной панцирь… Но этого не дождешься. Такой процесс если и возможен, то лишь в масштабе геологического времени, по сравнению с которым человеческая жизнь - мгновение.

Конечно, придет пора, будут найдены эффективные способы проникать в глубины антарктических ледников, вести наблюдения непосредственно на подледном ложе.

Но произойдет это, думаю, не так уж скоро. Пока же палеогляциологу приходится опираться на редкие наход ки в оазисах. Морены, открытые в ущелье Пагодрома. были в свое время счастливой находкой, но пока единственной. Мне тогда просто повезло. Что же ждет меня сейчас на Клыках Дракона?

Сдерживая нетерпение, я стараюсь не торопиться. Оттягиваю миг возможного разочарования. Подойдя к самому обрыву, гляжу на лежащее внизу озеро. Там сейчас работают Саша с Борисом, вертят ручку лебедки поднимают батометры из глубины. Они уже, наверное, знают, какая температура у дна. Лед озера сверкает на солнце. Стекла моих горнолыжных очков -исцарапанные, треснутые. Видно сквозь них плохо, но зато они защищают от ветра. Где же мои товарищи?

Любопытно, ситуация внизу сегодня совсем иная. Там где мы недавно ходили по льду,- большая темно-синяя полынья, а в ней глыба, похожая на головку сахара с каймой крошек. В озеро с гор спускается ледник: этой ночью народился айсберг! А вот и крохотная точка на льду - ребята у лебедки.