В горах и на ледниках Антарктиды

Надеждам моим, однако, не удалось осуществиться. Я опустил груз на всю длину фала, но так и не почувствовал, что он коснулся дна. Тщетно я дергал за веревку, выбирал ее на несколько метров и снова бросал. Шпагат в конце концов оборвался, и я не узнал, на какой глубине открылась бутылка. Вода в ней оказалась пресной и, как в дальнейшем показали анализы, ничем не отличалась от поверхностной. Словом, моя доморощенная попытка проникнуть в тайны озера Радок не увенчалась успехом. Б лагере все решительно отвергли мое предположение, что глубины озера превышают 200 м. По мнению моих коллег, груз на конце веревки был слишком легок, и я не заметил, когда он коснулся дна, а потом веревку увело подводным течением. Спорить с этими доводами не было оснований.

Но все эти годы я не расставался с надеждой, что когда-нибудь снова попаду к озеру Радок и вот тогда уже непременно узнаю его глубину. Двенадцать лет ждал я этого момента, мечтая целиком «уйти в науку», и тут-на тебе, обязанности начальника лагеря, целая куча организационно-хозяйственных дел. А виной тому то обстоятельство, что однажды я уже был таким начальником. Наш полевой лагерь стоял тогда на соседнем озере Бивер, километрах в десяти отсюда. Михалыч знал об этом и счел, что я уже вполне зрелый руководитель. Я пытался объяснить, что в тот раз это произошло по недоразумению. Но факт моего начальствования прочно засел в голове Михалыча. А его натуре были свойственны упорство и настойчивость.

- Ты знаешь район, тебе и карты в руки. Или ты хочешь, чтобы я назначил начальником Будкина? А то он рвется, - с усмешкой изрек Михалыч.

Это и решило дело. Я согласился. Перспектива, что Будкин станет мной командовать, мне совсем не улыбалась. Тут пришло время сказать несколько слов о Будкине. Он был, без сомнения, одним из самых заметных в нашем отряде. Немного постарше меня, широкоскулый, коренастый и всегда насупленный Будкин был человек, абсолютно уверенный в правоте и значимости всего, что он делал. Есть такие счастливцы: они никогда не ошибаются.

Будкин любил говорить о своей опытности. Уж кто-кто, а он прошел в своей жизни огонь, воду и медные трубы. К тому же он был заядлый спорщик и критикан. Михалычу частенько доставалось от него. Будкин укорял его за либерализм в руководстве. Но Михалыча, стокилограммового богатыря, обладающего на редкость уравновешенным характером, эти наскоки не слишком беспокоили. Михалыч был не только отличный геолог, но и опытный начальник, назначенный руководителем базы официально, проведенный по штатному расписанию. Он мог издавать приказы, объявлять выговоры и благодарности. Мне же предстояло быть начальником неофициальным. Никаких особых прав мне это назначение не давало, зато сулило дополнительные заботы и хлопоты. Однако пост даже такого маленького начальника казался Будкину престижным. И он намекал Михалычу, кто для этого наиболее подходящая кандидатура. А биография Будкина, рассказанная им самим, выглядела поистине героической. Слушать Будкина было интересно. Он мог говорить часами. И многие истории впечатляли. В особенности одна, где он, оказавшись в тайге с раздробленным коленом, мужественно противопоставил себя стихиям и вышел победителем.

Признаться, на некоторое время я попал под обаяние личности Будкина, пока не стал замечать противоречия между героем будкинских историй и его реальным земным воплощением. И мне стало неуютно, когда я представил, что попаду под начало Будкина. Вот так я и стал начальником лагеря на озере Радок, хотя и чувствовал: не для меня эта должность, сорвусь рано или поздно.

- Не горюй, - напутствовал меня Михалыч. - Не боги горшки обжигают.

Позади суета сборов, проверка снаряжения, получение продуктов и наконец долгожданный переезд на озеро. Сразу выявились некоторые мои просчеты как начальника. Будкин мне на это прозрачно намекнул. Я забыл взять аптечку у Михалыча. Ведь врача у нас нет. Наш признанный лекарь - Михалыч. У него кипа инструкций: что и когда колоть, чем мазать и т. д. Конечно, в особо сложных случаях можно запросить помощь по радио. Но вообще-то, поскольку до «Молодежной» больше тысячи километров, а радиосвязь в Антарктиде неустойчива, серьезно лучше не болеть.

В день переезда все мы умаялись, но новоселье прошло благополучно. Теперь у нас есть свой дом: старенькая палатка КАПШ-2, которую мы поставили на берегу озера в 100 м от воды. Эта палатка, похожая на юрту, многое повидала на своем веку. Матерчатый полог потерся, выцвел. Окошки - два иллюминатора из плексигласа- мутны, исцарапаны. Края палатки кое-где продраны, пола нет. На камни расстелили брезент. Было у нас несколько кусков кошмы - положили на раскладушки. Снаружи к палатке привалили большие валуны, натянули растяжки - крепко стоит наш дом. Внутренняя обстановка - пять раскладушек, газовая плита, складной стол, ящики с продуктами, боящимися мороза (Михалыч нам выдал немного картошки и репчатого лука). Подсоединили к плите баллон. И вот заголубели огоньки под сковородкой и чайником, стало тепло и уютно в нашем жилище.