— Каким дубом? под тем, что ль? Да-к только что был у него, рыскал везде, как пёс, и не зрел никого, что ты… Пойдём-ка скорей домой, отец-то с маткой извелись, поди… Ох, милый, ну, слава Богу, сыскался! Стефан вернулся, а тебя нету! Касьян к засеке побёг искать…
Вышли на дорогу. Прокшич всё оглядывал старца.
— Ты, божий человече, ты не с Григорьева затвора будешь ли? Дюже образ учёный твой. Я слыхал…
Но тут показалась усадьба и несколько человек перед ней, стоявших тревожно…
Прокшич вскинул рукой:
— Тута! Живой! — крикнул им.
Кто-то махнул в ответ.
— Вон, бежи к матке с отцом, дожидают тя у ворот.
Варфоломей рванулся не сразу, чуть задержался, оглянувшись на схимника.
Добежавши, попал в руки матери…
— Тять, там старец, монах, согласился побыть у нас!
— Мы уж думали, ты за Ишню подался, али к засеке.
— Не, я в дубках, я гляжу он стоит молится… Он добрый!
— Да вижу. Что-то мне лик знакомый вроде.
Мать всё прижимала сынка к себе.
— Истинный старче, — сказала всматриваясь.
Приблизился к ним черноризец, благословляя, и поклонились ему.
Дома забегали слуги, накрывая стол. Но старец попросил провести его в молельню. Родители, с Петром и Варфоломеем, вошли вместе с ним в крестовую комнату; Стефан же в то время был с Миною на дороге в Ростов.
Монах под иконами осенил себя крестным знамением, приступил к аналою.
— Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.
Стал часословить…
— «… Коль возлюбленна селения Твоя, Господи Сил! Желает и скончавается душа моя во дворы Господни, сердце мое и плоть моя возрадовастося о Бозе живе. Ибо птица обрете себе храмину, и горлица — гнездо себе, идеже положит птенцы своя; олтари Твоя, Господи Сил, Царю мой и Божа мой. Блажени живущии в дому Твоем…»
Свеча на свещнице вырезала из темноты белый лик с горбинкою носа, серебрящиеся власы бороды… Слушали не сводя с него восхищённых глаз.
— «…Яко милость и истину любит Господь, Бог благодать и славу дает, Господь не лишит благих, ходящих незлобием. Господи Боже Сил, блажен человек уповаяй на Тя».
Старец снял книгу с аналоя, поднёс Варфоломею; показал ногтем…
— На-ко, чти отсюдова.
Варфоломей, держась за книгу, смотрел на лист. Смотрел, водил глазами, не говоря ни слова. Все ждали.
— Он у нас не способный, отче. Петруша может, — вступилась мать.
Подтолкнула Петра, но старец остановил его.
— От сего места, псалом Давидов, ну-ко… Не бойся.
— Не могу я, отче, не разумен есть. Не разбираю…
— Не тебе ли сказано о неразумии, что несть сего? Чти не бойся.
Все ждали.
— «Благоволил еси… Господи, землю Твою… возвратил еси… плен Иаковлев…»
Голос отрока дрогнул, но скоро окреп:
— «… оставил еси беззакония людей Твоих, покрыл еси вся грехи их… Укратил еси весь гнев Твой, возвратился еси от гнева ярости Твоея. Возврати нас, Боже спасений наших, и отврати ярость твою от нас… Еда во веки прогневаешься на ны? Или простреши гнев Твой от рода в род? Боже, Ты обращся оживиши ны, и людие Твои возвеселятся о Тебе. Яви нам, Господи, милость Твою, и спасение Твое даждь нам…»
— Спаси и помилуй, — прошептал Прокшич, — ить о нас всё!..
— «… Услышу, что речет о мне Господь Бог, — читал Варфоломей, — яко речет мир на люди Своя, и на преподобныя Своя, и на обращающыя сердца к Нему. Обаче близ боящихся Его спасения Его, вселите славу в землю нашу. Милость и истина сретостеся, правда и мир облобызастася. Истина от земли возсия, и правда с небесе приниче, ибо Господь даст благость, и земля наша даст плод свой. Правда пред Ним предъидет и положит в путь стопы своя…»
Слушали и крестилися, плакали, не веря ушам. Старец перевернул страницу.
Стихи псалма зазвенели по дому… Отрок воспрял, едва не задыхаясь от радости. Старался читать нараспев, подражая Стефану. Один раз оторвался от книги, обернувшись на мать с отцом: глаза сияли!
— «… Настави мя Господи на путь Твой, и пойду во истине Твоей; да возвеселится сердце мое боятися имени Твоего…»
Закончил в полном молчании их. Старец принял книгу, пропел отпуст:
— Слава Отцу и Сыну и Святому Духу ныне и присно и во веки веков, аминь.
Всех благословил и вышел. Отец было следом, но вернулся, обнял сына. Варфоломея не выпускали из рук, мать приговаривала, целуя его:
— Милость Божия! Милость Божия!..
Сели за трапезу. Мать сквозь слёзы поглядывала за порядком, сама ставила уху, солянку с грибами, принесли блины…
Когда поднялись из-за стола, отец обратился к их необычайному гостю:
— Видим, отче, ты человек святой жизни, мы таких не встречали покамест. Желаем спросить о сыне нашем, который привёл тебя: что с ним такое было?
Варфоломея с Петром увёл в детскую Прокшич:
— А пора почивать, робятушки…
Кирилл рассказывал старцу: