В году тринадцать месяцев

— Да на тарелочке же ничего нет, — засмеялась баба Валя. — Ну, что с тобой делать, собирайся, если ты не можешь жить без своей тети Лели и без своего дяди.

— Ура! Мама, мы уезжаем. Баба Валя, бант возьми. Меня дядя Эй любит, когда я с бантом.

— Какой сегодня возьмем?

— Голубой, только голубой.

Наивное желание нравиться распирало девочку. Едва открыв дверь в прихожую, она крикнула мне и Леле:

— Мы бантик взяли.

— Зачем же вы его взяли

— Для вас.

Баба Валя в прихожей перед зеркалом завязала бант на макушке у внучки и, расправив сдвоенные голубые крылышки ленты, сказала.

— Катись.

Но Аллочка не покатилась, а полетела, растопырив руки.

— Мы — бабочка, — сказала она.

Так было в прошлое воскресенье и в позапрошлое… Ждали мы бабочку и в этот солнечный апрельский день. Леля приготовила луковый суп по-французски, баба Ната напекла ватрушек с изюмом. Я причесал Квадрата. Мы ждали, как всегда, нашу маленькую гостью и не знали, что в это время на Никитинской мама Рита вдруг сказала:

— Нет, возьмите другой бант. Этот всем надоел. Вот розовый. Он красивее.

— Что ты — крикнула девочка. — Дядя Эй любит голубой.

— Голубую ленту стирать надо. Она грязная.

— Чистая, чистая. Ты забыла разве: дядя Эй любит меня в голубом банте. Дай сюда.

— Это что еще за прыжки?

— Бабуля Валя, скажи ей.

— Не бабуля Валя, а слушай, что тебе говорит мама. Розовый бант красивее.

Она подняла голубой бант, чтобы Алла не дотянулась, и положила на сервант.

— Все равно возьму, все равно достану.

Девочка поволокла к серванту стул. Тогда, чтобы прекратить разговоры на эту тему, мама Рита прошла в ванную комнату и опустила ленту в таз с водой, где лежало намоченное для стирки белье.

— Что ты наделала? — ужаснулась Алла и, опустившись на пол в дверях ванной комнаты, заревела.

— Прекрати сейчас же реветь. Я сказала, розовый бант красивее, значит, должна верить. А если не прекратишь реветь, никуда не пойдешь. Имей это в виду.

— Я все равно пойду, — крикнула ей дочь, размазывая по щекам горькие слезы. — Я в форточку, как шарик, вылечу и улечу в Березовую рощу. И никогда, никогда не прилечу обратно.

— Вот спасибо, — ровным голосом поблагодарила мама Рита, — твоя мама бедная о тебе заботится, а ты собираешься ее покинуть

— Ты не бедная, ты — вредная.

— Ах, так! Раздевайся, никуда не пойдешь.

Алла поняла, что мама и правда ее теперь не пустит в Березовую рощу, и заревела во весь голос.

— Вредная, вредная!

Мама Рита подняла ее с кафельного пола за руку и, шлепнув два раза, приказала:

— Прекрати!

— А мне не больно, не больно. Вредная, вредная!

Но ей было очень больно, оттого что любимый бант лежал в тазу с водой, оттого что сорвалась поездка в Березовую рощу, и слезы лились из глаз ручьями.

— Будешь стоять в углу, пока не попросишь прощения.

— Не попрошу, не попрошу, не надейся. Никогда не попрошу.

— Значит, никогда больше не поедешь в Березовую рощу.

Баба Валя не хотела вмешиваться. Она курила, давилась дымом, сердито кашляла, но в конце концов не выдержала:

— Нет, я лучше пойду смотреть телевизор к соседям. — И так хлопнула дверью, что мама Рита вздрогнула. Но Алла не услышала стука двери. Ее отчаяние было очень велико. Взрослые часто ошибаются, думая, что у маленьких детей и горести маленькие. Они никак не хотят понять, что человек всегда человек — и в пять лет и в семьдесят и что отчаяние никогда не бывает маленьким. По телевидению показывали веселые мультфильмы, но баба Валя не могла смеяться. Она попросила разрешения позвонить по телефону и рассказала нам с Лелей, что происходит на Никитинской. Жить сразу стало неинтересно. Баба Ната сказала:

— Зря я пекла ватрушки.

Тетя Леля сказала:

— Зря я варила луковый суп по-французски. И зря натерла столько сыру для гренков.

Я ничего не сказал, я решил действовать. Мне удалось около дома поймать такси, и я попросил шофера:

— Пожалуйста, поскорее, как на пожар. Никитинская, двадцать один.

Баба Валя все еще была у соседей. Рита молча открыла мне дверь и скрылась в ванной комнате. Она меняла воду для цветов.

Я поднимался по лестнице бегом и никак не мог отдышаться.

— Чего ты стоишь? — спросила Рита, возвращаясь и ставя вазу с цветами на стол. — Садись.

— А где Алка?

— Стоит в своей комнате в углу.

Дверь в комнату была плотно притворена. Рита проследила за моим взглядом и усмехнулась. Она понимала, зачем я приехал, но продолжала делать вид, что не понимает. Потрогала цветы в вазе, заметила:

— Представляешь, такой букет, столько цветов, и всего за рубль.

— У тебя есть один самый прекрасный цветок на свете, но ты его опять зачем-то поставила в угол.

— Этот цветок с шипами.

— А ты что хотела? Чтобы он был без шипов? Роза — самый красивый цветок на свете, и именно поэтому она с шипами, с колючками. Это пора знать.

— Ты чего прибежал? Отдышаться никак не можешь, — рассердилась мама Рита. — Я воспитываю свою дочь и прошу мне не мешать. А с сердобольной бабой Валей я еще поговорю, чтобы она не вызывала «скорую помощь» по телефону.