В Флибустьерском дальнем море

Я невольно взглянул на Валеру. Он был бледен, как его китель, лоб покрылся легкой испариной. Штурман пытался что-то сказать, словно кому-то были нужны оправдания вместо жертв.

Люди еще не перешли ту грань, которая отделяет их от животных. Не хватало толчка, какого-нибудь агрессивного болвана. Как подметил Владимир Семенович: "Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков". Но нет или есть, люди с нечеловеческими мордами - лицами я их уже не назвал бы - продолжали вопить, размахивать руками, подзадоривать себя и друг друга и ожидать того, кто сделает первый шаг.

Его сделал тот самый подвыпивший молодчик с золотой цепью, первым подхвативший вопль истеричной дуры. Выйдя вперед, он долго матюгался, брызгая слюной и, лишившись остатков своего куцего разума, бросился на стоящего рядом со мной Ярцева.

Я ждал этого и, использовав его рывок, перебросил буяна дальше. По-моему, он даже не успел понять, что это с ним, и все еще с недоумением на роже врезался в землю, попытался вскочить, но я одним ударом послал его в глубокий нокаут.

Если бы толпа была раз в десять меньше, их можно было бы привести всех в чувство одними руками, но многие даже не увидели, какая судьба постигла первого придурка, зато отлично расслышали прозвучавший откуда-то крик: "Бе-ей!"

Выхода не оставалось. Одно потерянное мгновение - и толпа растоптала бы надуманных врагов. Я выхватил револьвер, дважды выстрелил в воздух и, направив ствол на всколыхнувшуюся людскую массу, рявкнул:

- Стоять!

По выражению моего лица передние сразу поняли, что шутки кончились. Вид направленного оружия отрезвляюще действует и не на таких храбрецов. Стоявшие ближе невольно подались назад, однако задние ничего не видели и продолжали напирать.

Мои коллеги оказались на высоте. Еще два ствола уставились на толпу смертоносными зрачками, а через секунду к ним присоединился еще один - Жора очевидно решил, что начинающийся бардак угрожает и его шефу.

- Шаг вперед - буду стрелять! - громогласно объявил я, поводя по сторонам револьвером в поисках первой жертвы.

Толпа при всей своей разнородности представляет собой подобие единого организма, и страх одних быстро передался остальным.

- Матросский прихвостень! - успел выкрикнуть кто-то из середины и сразу спрятался за спины соседей.

- Не вякать! - Я вложил в голос максимум презрения. Кто и в чем виноват, будет решать суд. Никакой отсебятины я не допущу. Это первое, что я хотел сказать. Возражения есть?

В настроении толпы произошел крутой перелом. Возражений не последовало. Памятуя, что железо надо ковать, пока оно горячо, я выждал, чтобы мои слова дошли до всех, и продолжил:

- И второе. Нас на берегу пятьсот человек, целое общество. А, как известно, люди, да еще и в чрезвычайных обстоятельствах, не могут существовать без власти. Чем может кончиться анархия, вы только что видели. Да, нас могут спасти уже завтра, а если дня через два? Или через неделю? Короче, я предлагаю выбрать совет с чрезвычайными полномочиями на все время нашего пребывания на острове. Другие мнения есть?

- Зачем совету чрезвычайные полномочия? - спросил низенький полный мужчина лет пятидесяти. - Для оправдания террора?

- Никакого террора и никакого нарушения российских законов не будет, - заверил я толстяка. - Дело в том, что управляться обычными методами мы не можем из-за нашего необычного положения. Речь не идет о свободе слова, совести и тому подобном. Но мы в дикой местности, а не в центре города. Если наше спасение задержится, могут появиться проблемы распределения продовольствия, или, скажем, строительства каких-то укрытий от непогоды. Я уже не говорю о правопорядке. Думаю, каждый из вас заинтересован в собственной безопасности. Или нет?

После весьма непродолжительных дебатов мое предложение было принято. Даже самые непримиримые противники любой власти вряд ли хотели бы жить в неорганизованном обществе. Когда нет власти, наступает хаос. Думаю, никому не надо доказывать эту прописную истину. Поэтому было решено организовать совет из пяти человек.

В качестве главы Совета я предложил Лудицкого, мотивируя его принадлежностью к верхушке российских правящих структур.

Слова "представитель власти" возымели свое действие. Большинством голосов мой шеф был выбран на пост, равный президентскому, хотя в нашей республике людей было меньше, чем в иной деревне.

Второй кандидатурой, прошедшей почти без спора, стал Ярцев как представитель экипажа "Некрасова". Видно, многим захотелось хоть чем-то загладить свою невольную вину перед моряками. Я уже не говорю, что во многих вопросах мы напрямую зависели от корабля.

Остальную троицу выбирали долго, тем более, что многие пассажиры были незнакомы друг с другом. И все-таки кое-как выбрали и остальных. Ими оказались Рдецкий, Грумов (наверное, как наиболее богатые из присутствующих) и задавший мне вопрос толстяк, оказавшийся областным судьей Сергеем Владимировичем Панаевым. Последний должен был выполнять и чисто судейские функции в нашем мини-правительстве.