В этот радостный день…

Криво улыбаясь, Дулат помотал головой. Все знали, что ему давно нужно было дать выговориться, даже если бы он нёс полный бред, наподобие того, что нёс теперь. Знали всегда, но позволили лишь сегодня, потому что день был необычным, хоть за окнами и не происходило ничего такого, чего не происходило бы последние десять лет – с тех пор, как чета Карамановых перебралась в дом своей мечты с одиннадцатью комнатами и четырьмя уборными. То же Солнце на небе, та же лужайка, тот же седой, полуглухой садовник – настолько старый, что дальше стареть уже было некуда. Словно не найдя себе другого занятия в бесконечной жизни, он изо дня в день приводил в порядок территорию в тридцать соток и ничего больше от жизни не ждал.

– Нигде ничего не сказано. – Дулат прополоскал рот вином, после чего с трудом проглотил его. – И об этом тоже. Мне всегда хотелось выкинуть что-нибудь такое в светском обществе. Ведь нет никаких правил и никогда их не было. Было лишь твоё желание управлять всеми и всем, повелевать, контролировать. Тебе никогда не нравился мой смех и потому я приходил домой печальным. Тебе не нравился мой голос, и потому я шептал. Ты ненавидела мой высокий рост, сутулую спину, узкие плечи, странную походку, и потому я пресмыкался. Я знаю, как тебя раздражали мои шутки, а я, знаешь ли, очень любил шутить, и шутки мои были не так плохи, но мне все чаще приходилось молчать. Шутить молча, про себя, чтобы не дай Бог не показаться шутом или самодовольным дураком. Я недавно понял, Айнурочка, что ты, когда смотрела на меня, вот, бьюсь об заклад, меня не видела. Интересно, замени меня на транспортерную ленту, на которой раз в месяц тебе бы подъезжал чемодан денег, ты бы заметила подмену? – Дулат захохотал, но смешно оказалось лишь ему одному. – Умей банкомат плясать под твою дудочку и строить бизнес, ты бы с легкостью могла выйти за него замуж, правда? Правда? Будь я неудачником, разве мы были бы здесь? Ну вот, молчишь…

Дулат откинулся на спинку стула.

– Что же ты молчишь? Скажи, в очередной раз, какое же ничтожество твой жалкий муженёк. Закрой мне рот, выплесни свою неудовлетворенность собственной жизнью на меня. Расскажи всем, что я маньяк – сексуально озабоченный маньяк. Больной на всю голову тип. О том, кому ты отказала, чтобы связать свою жизнь со мной, валяй. Пусть все знают, как я, такой ублюдок, испоганил твою жизнь тем, что дышал, моргал, смотрел, вился рядом. Хотя, все и без того всё знают, потому что твой крик слышал даже глухой садовник. Он знал обо мне всё. Всё самое гадкое.

Дулат поочередно оглядел всех сидящих за столом и остановил взгляд на мужчине, будто только что сошедшем со страниц гламурного журнала, прямиком из статьи «Акула бизнеса и альфа-самец XXI века».

– Марат? А ты-то чего такой хмурной? Грустишь, что нам придется распрощаться? Мой единственный друг на всю жизнь. Ну у тебя-то друзей всегда было много, а у меня только ты. Ты знал об этом? Конечно, знал. Знал, что никуда я не денусь. Что бы ты ни сделал, я закрою на это глаза и рано или поздно прибегу к тебе с бутылкой виски, чтобы отпраздновать воссоединение закадычных друзей. Для тебя это стало бы очередной попойкой очередным дармовым виски от богатенького приятеля. Ты мог продать меня врагу, а лет через десять, выбравшись из плена, я бы снова пришел к тебе с глупой улыбкой, чтобы дружить дальше. О, что там, я бы нашел тысячу причин, оправдывающих тебя и десять тысяч доводов в пользу того, что виноват был я сам. А теперь я скажу тебе вот что: пошел ты к черту, хитрый ублюдок! – Дулат выставил средний палец и ткнул им чуть не в лицо своего друга.

Марат не стал отрицать, не стал злиться. Так и сидел, уставившись в свою тарелку, будто соглашаясь с каждым словом друга. Лишь его обычно красные щеки показались Дулату чересчур бледными. Наверное, краснощекие бледнеют от стыда. Дулату в этот день всё сходило с рук.

– Я тонул во враждебном мире людей, презирающих меня с детства за то, что я – это я. Ты был спасительным кругом, который я боялся отпустить. Теперь, когда моя ванная наверху полна крови, самое время помахать друг-другу ручкой. Я вас всех ненавижу. Так же, как вы ненавидите меня. Взаимные искренние чувства, без всякого притворства – что может быть лучше? Так долго я пытался стать тем, кем вы хотели, чтобы я стал, что уже и забыл, какой я – настоящий.

Достав из нагрудного кармана пачку сигарет, Дулат неспешно закурил.