В этом мире, в этом городе…

Я жизнь свою ещё не начинал
Ни делом настоящим и ни словом.
И бьётся сердце мамино в груди,
Да и рубашка на плечах отцова.

Свою я чашу горя не испил,
Не знаю цену счастью и покою,
Как будто продолжаю брата жизнь.
Она была короткою такою.

Я весь – как будто прошлых дней завет:
Иду простором, что открылся деду,
И, одолев очередной подъём,
Я торжествую дедову победу.

Дожди времён, ветра веков во мне
Шумят, гудят неистребимой болью.
Пою ещё я не свои стихи,
А те, что до меня не спеты были.

Молодость

На этом корабле без якорей
Одно желанье у его матросов:
Свирепый шторм пусть налетит скорей,
Чем к берегу теченьем их отбросит!

Мой день

Кто друг мне, кто недруг – порою не знаю.
И в том огорчения нет.
Я вечером старцем седым засыпаю,
младенцем встречаю рассвет.
Чтоб вечером доброй сложилася песня,
чтоб светлыми были слова,
я каждое утро гляжу в поднебесье —
и входит в глаза синева.
Чтоб чёрствостью рук не обидеть знакомых
во время приветствия вдруг,
иду к роднику я с рассветом из дома —
и чёрствость снимает серебряный друг.
Иду поутру от порога родного,
и птаха взлетает, звеня,
и мир, каждый раз молодеющий снова,
встречает улыбкой меня.
Я сын молодого родимого края,
сегодня мне всё по плечу.
Кто друг мне, кто недруг – пока что не знаю,
а может, и знать не хочу.
Нет в сердце обиды и зависти нету,
лишь солнце ликует в душе!
Четыре прекрасные стороны света
раскрыли объятья уже!
Но вот надвигается туча тревожно,
и гнётся под ветром лоза…
Природе спокойною быть невозможно,
коль в небе грохочет гроза.
Я падаю ниц от громового звука,
Вселенную и небо кляня…
Мне враг подаёт ненадёжную руку
и тянет с дороги меня.
Наверно, я долго б с испугу проплакал,
не видя ни зги впереди.
Но друг подаёт разгоревшийся факел:
– Ты видишь дорогу? Иди!
Закат догорает. Закату – я знаю —
Ворота пора закрывать.
Избитый, уставший, я всё ж успеваю
в ворота заката вбежать.
…Глаза в тишине перед сном закрываю
Я в жаре, я брежу, горю…
Я вечером старцем седым засыпаю,
Младенцем встречаю зарю.

Чётки

Памяти бабушки