В Эрмитаж!

— Нет, что вы, не верьте этому! Это неправда. Такой уж у шведов удел: у всех о нас неправильные представления. В Швеции нет ни грамма шведской тоски.

— Ни полграмма — я уверен.

— Вот в чем ваша беда! Вы — несерьезный человек. Вам не хватает серьезности.

— Боюсь, что это действительно так.

— Если вы останетесь на несколько дней, я вам помогу.

— В самом деле?

— Я дипломированный психолог-консультант и специалист по работе с людьми, перенесшими тяжелую утрату.

— А я думал, вы профсоюзный работник…

— Да, конечно. Но не забывайте, что все шведы — рабочие. И психологи-консультанты тоже.

— Ага, буржуазный пролетариат.

— Именно так. И кроме того, мои коллеги в большинстве своем женщины.

— Амазонки-завоевательницы?

— Nej, nej, вечные жертвы… В любом случае, если вы не остаетесь, нам лучше попрощаться сейчас.

— Вы были очень милы, Агнес, и я буду рад встретиться с вами снова.

— Да, но…

— Никаких «но». Кроме всего прочего, я писатель, и я должен вернуться домой, чтобы что-нибудь написать.

— Статью о проекте «Дидро», я надеюсь?

— Сомневаюсь.

— Но она нужна для нашей книги.

— А что это за книга?

— Очень важная, о новых системах, основанных на знании.

— Не понимаю, какое отношение моя статья может иметь к этой теме. В любом случае, если я и буду ее писать, то в самую последнюю очередь.

— Подождете, пока она превратится в очередной рассказ, который не является рассказом?

— Почему бы и нет?

— Потому что это слишком скучно для рассказа.

— Ладно, я и в самом деле еще не знаю, о чем буду писать. Но о чем-то буду.

— Возможно, мы еще встретимся.

— Возможно. Я должен опять побывать в Швеции.

— Конечно, побываете. Я могу дать вам под это грант. О, смотрите, музей «Ваза»! Вы там были? Что вы о нем думаете?

— Жутковатое зрелище.

— Могила корабля, могила империи, — говорит Агнес. — Все слишком старое, слишком колониальное. Это все в прошлом. Швеции не нужна история, она теперь совсем другая. Мы современные люди, мы должны стремиться к равноправию и счастью для всех…

— Чистая истинная правда.

Я смотрю на центр Стокгольма, раскинувшийся прямо по курсу, на его холмы над водой. Большие общественные здания, высокие городские автострады, милые кафе, уютные парки. Цивилизованный город, цивильный и цивилизованный город, здесь нет места руинам и мертвечине, здесь сегодня не соскальзывает в угрюмое и болезненное вчера, здесь тратится много денег и исправно функционируют институты соцобеспечения. На корабле переходят в режим швартовки: гремят, качаются тросы, трапы уже нависли над бортами. Репродукторы сыплют русскоязычными инструкциями. Боярственные стюарды в ушанках и краснощекие горничные быстро выносят багаж из кают на палубу. Я замечаю свой собственный чемодан, набитый книгами, бумагами, записными книжками. Он лежит рядом с великолепными «Вуиттонами» великой дивы. Толпа пассажиров заполняет фойе, пробивая себе путь к берегу: татарские норвежцы, албанские шотландцы, сибирские японцы.

В холле появляются Бу с Альмой и снова поднимают свое истрепанное знамя разума. ПРОЕКТ «ДИДРО» — так написано на нем и в этот, последний наш день. Но теперь настала пора с ним проститься. Пилигримы собираются вместе и вдруг — внезапно нахлынули нежные чувства — начинают говорить друг другу комплименты, обниматься, пожимать руки. Однако кто с кем сегодня? Биргитта Линдхорст вновь явилась во всем своем величии, однако ее пальто несет уже Андерс Мандерс. Свен Сонненберг где-то в дьюти-фри весьма серьезно беседует с Ириной из Омска; за собой он волочит русский стол. Агнес Фалькман, явно разочарованная нашим прощанием, перешла к Ларсу Пирсону, и теперь они договариваются взять такси в складчину.

Куда они направляются? Ну допустим… а кто вообще знает, куда они направляются? А откуда они пришли? Откуда-то из-за моря. О чем они говорят? Не знаю точно, потому что конец путешествия всегда так шумен и беспорядочен, каждый что-то упустил, что-то забыл сказать другому, и все — идеи, оценки, отношения — все то, что было так важно так много дней подряд, смывается, как лицо, нарисованное на песке, когда приходит прилив. В момент расставания все как будто уменьшаются в размерах, и все совместно пережитое усыхает, становится историей или воспоминанием, которое есть наша личная форма истории и которое, в силу несовершенства нашей памяти, есть начало забвения.

Но вот Альма, великая Снежная Королева, подходит ко мне и крепко пожимает руку.

— Куда вы теперь? — спрашивает она.

— Куда? Домой.

— Нет, не покидайте нас, не уезжайте.

— Мне очень нужно.

— По крайней мере, переночуйте сегодня в Стокгольме. Теперь, узнав вас получше, я вижу, что вы действительно преданы искусству. В то кошмарное место мы больше не пойдем. И вы еще не попробовали наших лангустов…

— Я бы с удовольствием, Альма, но я уже заказал билет на самолет и позвонил домой.

— Ну, если так… Но запомните: когда возьмете такси до Арланды, не позволяйте шоферу запросить с вас слишком много денег. Шведские таксисты очень честны, но любят возить по самой длинной дороге.

Подходит Бу в своей куртке «Burberry». Он протирает очки и серьезно пожимает мне руку.