В Эрмитаж!

И вдруг наступил конец. Рождество с его пышными византийскими торжествами было и прошло; канул в северную тьму Новый год — и все переменилось. Будто празднества, на мгновение расцветившие небо, принесли с собой этот мрак, опустившийся на землю и накрывший ее, как накрывают ее ночь и снег. Последний лист календаря, который переворачивают здесь по-своему, не по-европейски, наконец перевернут, и на горизонте появляются новые создания — листы новой книги. Всю зиму снег валит непрерывно, обрушивается лавиной; он превращает улицы в белые пуховые перины; а по ночам показывает незабываемый балет — снежные хлопья медленно пролетают, кружась, мимо тысяч залитых светом окон зимнего Эрмитажа. Рождественский пост ознаменовался грандиозными гуляньями. Толпы, больше походившие на сборища черни: пьяная знать, надменные князьки, спотыкающиеся генералы — все ходили по театрам, смотрели рождественские пьесы и оперы, танцевали на публичном дворцовом балу в присутствии императрицы, выглядевшей тоже по-новому.

Здесь также все стало другим, и досюда добрался новогодний мрак. Не все в порядке в городе. Снег, сперва очистивший Петербург от осенней грязи, сейчас пленил, оккупировал его. Лошади скачут по улицам, а с морд у них свисают белые бороды. Моча под их копытами превращается в желтые кирпичи. Кареты поставлены на огромные полозья. Длинные сани с провизией волочатся через Ладожское озеро. Балтика замерзла намертво, и связь с Европой, на которую город так стремится походить, прервана. Философ совершил ошибку: в глубь России надо было ехать раньше, пока позволяла погода. Теперь же намело такие сугробы, что путешествие возможно только в случае крайней необходимости, а пожилому человеку с нежным организмом лучше от него отказаться вовсе. Разве что он решится прожить в России до лета, и тогда уж своими глазами осмотрит в подробностях место действия выдуманной им Утопии.

Иначе его проект останется практически таким же, как до приезда сюда, — фантастическим, напичканным (как он сейчас подозревает) в высшей степени ненадежной информацией, которой его усердно кормили в ответ на бесконечные вопросы императрица, придворные, ученые и академики. Предполагается, что эти ответы лягут в основу его нового творения, идею которого так старательно поддерживает Бецкой, — его Русской энциклопедии. Но правда ли, что крепостные в России каждый день едят индейку, тогда как в бедных европейских странах несчастные крестьяне перебиваются с жидкой каши на черствый хлеб? Неужели правда, что в этой прекрасной и порядочной стране никого не подвергают пыткам без веских на то оснований, никого не арестовывают без причины? И правда ли, что здесь самые большие в мире золотые запасы, а изумруды выше всяких сравнений? И так ли уж несомненно, что казаки — лояльные и спокойные подданные императрицы, а татары далеко на востоке все поголовно прекрасно владеют французским и почитывают Вольтера с Боссюэ?

Скорей всего, узнать Россию глубже нашему герою не суждено (откровенно говоря, не хочется ему застревать еще на год), но нечто зреет там, в степях, в глубине страны, — и, возможно, Россия сама придет к нему. Знаменательное восстание, которое началось с появлением дерзкого самозванца на казацких заволжских землях, приняло новый оборот и стало таким серьезным, таким неожиданно опасным, что отражается на всем происходящем при дворе. История Пугачева дикая и неправдоподобная, но она действует. Для всей страны он император Петр Федорович, чудом воскресший Петр Третий, законный супруг императрицы-узурпаторши. В южных городах и селениях его встречают как героя — оперного героя. Он выступает, облаченный в мантию, а за ним несут топор и скипетр. Его сопровождает целая свита, и все разбойники наряжены придворными и священниками. Его жена изображает из себя царицу — толстомясая пародия на саму императрицу. В его окружении есть свои Орловы и Потемкины. Все, даже следы перенесенной золотухи, доказывает, что Пугачев — истинный царь.

За зиму его армия сильно увеличилась. К нему тянутся фанатичные староверы, неистовые националисты, дезертиры-призывники, обиженные генералы, казаки из пограничных областей, беглые крепостные, орды не слезающих с коней кочевников. Они похожи на других восточных захватчиков — Хубилай-хана. Повсюду старая вера восстает против лжеатеизма, а слуги — против своих хозяев. Царь-выскочка сулит награды убийцам: сотнями гибнут помещики, жен их насилуют, детей крадут и заставляют воевать, слуг освобождают, скот режут, дома поджигают. Захваченных в плен офицеров подвергают публичным пыткам и унижениям; на деревенских площадях преданные самозванцу палачи допрашивают их с варварской жестокостью, вздергивают на дыбу. Десять тысяч яицких казаков осадили Оренбург, и, похоже, он скоро будет сдан. Тем временем другая, хорошо вооруженная армия мятежников окружила Казань, орудия гремят под стенами города.