читайте этот раздел и пусть Рука, спасшая Петра, коснется и вас.
Налетают ураганы. Они движутся быстро и набрасываются свирепо. И если вы
застигнуты ими, вы знаете, что я имею ввиду. И если сегодня этого не случилось, то вы
так же, как и я, знаете, что завтра в них может попасть любой из нас.
Я молюсь о том, что после прочтения этой книги вы будете лучше подготовлены. Я
молюсь о том, что вы найдете в ней слова, историю, стих или мысль, которые убедят
вас, что Господь очень близко. Я молюсь, чтобы чтение этой книги напомнило вам, что
Голос, успокоивший Галилейское море, может утишить шторм в вашем мире.
Друзья, читайте дальше и будьте уверены - Он ближе, чем вам когда-либо казалось.
Под гнётом требований
1. ОТ СПОКОЙСТВИЯ К ХАОСУ
МОЖЕТ БЫТЬ, И ВЫ СУМЕЕТЕ ПРИПОМНИТЬ утро похожее на пережитое мною.
Было воскресение. Для меня воскресные дни всегда хлопотные. Для меня
воскресные дни всегда начинаются рано. Тот день тоже не сулил исключений.
Проснувшись, я поехал в церковь с полным списком запланированных дел. В шесть
утра движение на дороге небольшое и она была в моём распоряжении. Золотистый
рассвет вот-вот должен был разорвать очарование ночного, тёмного летнего неба, всё
ещё искрящегося звёздами в эти предрассветные часы. Меня обдувал прохладный
ветерок.
Припарковав машину за зданием церкви, я задержался там, на минутку: положил
книги на землю, налил кофе, и, прислонившись к машине, наслаждался тишиной.
Никого... только я и усыпанное звёздами небо. Кое-где в городе поблёскивали
фонари. В предутренние часы спали в полумраке деревья. Ночь была тиха: ни шума, ни
спешки, ни требований. Всё это очарование обычно кончается часа через два. И пусть
звенят тысячи будильников, открываются двери тысяч гаражей, и безмятежность
уступает место суете просыпающегося города. Но пока он спал.
4
Я думал: как это напоминает нашу жизнь. В путешествии по ней есть безмятежные
прогулки, когда всё гладко, как зеркальная поверхность ночного озера в безветренную
ночь. Ни шороха, ни суеты, ни криков. И музыку нашей жизни исполняет только флейта, которой дирижёр позволил петь, заставив замолчать большой барабан.
И она действительно поёт. Несчастья кажутся не такими страшными благодаря
очарованию её песни. Смерть кажется далёкой. Милые вам существа рядом и любят
вас. Нет облаков страха, затмевающих всё, нет сомнений и сердитых телефонных
звонков. Какое-то время наш мир освещен луной.
Так было и в тот день. Я сидел на радиаторе машины, прихлёбывая кофе, и
поднимал тост за звёзды, а они подмигивали мне в ответ.
Была безмятежность. Но у неё есть способность обернуться хаосом.
С портфелем в одной руке и чашкой кофе в другой, насвистывая, я пересёк место
стоянки машин, направляясь к дверям своего офиса. Для того, чтобы войти внутрь мне
нужно было миновать спящего сторожевого пса двадцатого века - охранную систему. Я
поставил портфель, открыл дверь, а потом подняв его, вошел.
Лампочка на пульте поблескивала красным светом.
Я не сильно разбираюсь в электронике, но даже я знаю, что означает красный свет
сигнальной системы. “Введи код, приятель, или приготовься к музыке.” Я ввел код.
Маленькая красная лампочка продолжала мигать. Я ещё раз ввел код. Уходило время, а
маленькая лампочка смеялась надо мной. Я представил себе, как по проводам к
неоновоглазым злобным гномам-сторожам посылаются сообщения. “Всем занять свои
места. Какой-то умник вновь вводит не тот код!” Я продолжал вводить код, часы
продолжали тикать, лампочка продолжала мигать, а злобные гномы всё больше
нервничали. “На старт! Отсчёт пошёл: десять, девять, восемь...”
“О, только не это, - простонал я, - Сейчас сработает сирена.”
И она сработала, обрушавшись как пума. Мне показалось, будто взорвалась
ядерная бомба. Вспыхнув, свет прожекторов залил холл. Я продолжал нажимать
кнопки, а сигнал тревоги продолжал оглушительно звенеть. Можно было подумать, что
из тюрьмы Алькатраса совершен побег. Сердце моё бешено стучало, лоб взмок; да, положение было отчаянное. Из холла я рысцой помчался в офис, рывком открыл ящик
стола и нашёл номер телефона охранной компании.
Я едва мог слышать, что говорил служащий, отвечая на мой вопрос. Но, разобрав
слова, я не поверил собственным ушам.
“Что вы хотите сказать своим “в чём дело?” “А вы что - не слышите?” - воскликнул я.
“Да, вводил код, - прокричал я, - “но это не сработало! Ну, никакого толку!”
Следующие двадцать минут были крикливые, вопрошающие, бессвязные и
раздражительные. Я разговаривал со специалистами, которых не мог видеть, об
оборудовании, в котором не разбирался, пытаясь понять слова, которые не слышал. И
вот тогда пришел полицейский. Он постучал в окно. Открыв его, я проорал: “Мне нечем
её заткнуть!”
“Вы здешний священник?” - спросил он.
“Да” - снова прокричал я.
Он просто покачал головой и удалился, вероятно, бормоча что-то по поводу того, чему же их обучают на курсах теологии. Наконец, по неясной причине, сирена замолкла.
Лампочки погасли. То, что было убежищем от воздушных артналетов, вновь стало