В эфирной полумгле

Он направился к дальним, занавешенным темной шторой дверям, и Соверен, подмигнув оставшейся парочке, последовал за ним.

— Пальто хорошее, — бросил ему вдогонку любитель похрустеть пальцами.

На третьем этаже по узкому коридору они миновали жилые комнатки-каморки и, свернув, оказались перед тяжелыми дубовыми створками. Табличка на одной извещала грамотных любопытствующих, что здесь находится муниципальный приход района Неттмор. Табличка на другой представляла его председателя — Хэмилтона С. Тибольта. Соверен, впрочем, был уверен, что большинству посетителей все эти буквы казались заумной придурью.

Из-под створок выглядывал желтый язык ковра.

— Господин Тибольт, сэр.

Сопровождающий робко стукнул в дерево.

Рык, донесшийся из-за дверей, вряд ли походил на вежливое приглашение, но Соверен взялся за ручку.

— Какого дьявола!

Человек, стоящий к нему спиной, повернулся, и Соверен с облегчением отметил, что не все в мире изменилось за время его затворничества. Тибольт был все тот же — толстый, лысеющий, носатый, с гримасой вечного недовольства на обрюзгшей физиономии.

Серые, в белую полоску брюки прятались в поясе под кремовым жилетом. Белый галстук стягивал ворот льняной сорочки. Широкий плотный пиджак, как бы обозначающий принадлежность владельца к настоящим работягам, тем же докерам или фабричным "паровикам", на брюхе никак не сходился и резал воздух свободными полами.

— Можно же, в кон… Мальчик мой! Джеймс!

Тибольт шагнул Соверену навстречу. Лицо его виртуозно переменилось, сделалось радушным, даже отеческим.

— Дай обниму тебя!

Он прижался к Соверену. Отстранился, прижался снова, щекоча щеку своему бывшему подчиненному остатками рыжих волос.

— Сколько мы не виделись?

— Полгода, — сказал Соверен.

— Время летит… — Тибольт отступил, щурясь довольным котом. — Серьезный ты какой. Так, погоди-ка… — Обойдя гостя, он распахнул створку. — Эй, кто тут есть?

— Паркер, сэр, — появился в проеме недавний Соверенов провожатый. — Джон Паркер.

— И сколько ты уже у меня работаешь? — спросил Тибольт, привстав на носки дорогих туфель.

— Два месяца, сэр. И еще две недели.

— Угу, — покивал Тибольт. И внезапно взревел: — Так какого же дьявола вы пропускаете ко мне человека, даже не обыскав?!

Паркер побледнел.

— Но у него шиллинг…

— А еще — "адамс" в левом кармане!

Прекращая разговор, Тибольт хлопнул створкой так, что пыль сыпнула с пожелтевшего потолка.

— А где Харви, Вернхут-Акула? — спросил Соверен.

— Как видишь, их нет, — развел руками Тибольт, раздраженно пробираясь к столу мимо остекленных шкафов, заполненных книгами.

Сев в красное кресло с высокой спинкой, он достал откуда-то снизу бутылку виски и указал Соверену на стул.

— Садись. Ты по делу или просто решил меня навестить?

— По делу.

Тибольт дернул щекой.

— Еще бы! — он плеснул из бутылки в стопку и залпом опрокинул ее в рот. — Дружба нынче не в почете. Что у тебя там?

— Девушку вчера зарезали в Гэллопи-сквер.

Тибольт посмотрел на Соверена, не понимая.

— И что?

— Разве это не должно беспокоить председателя прихода?

— Гэллопи… Это такое место со статуями, да? Там еще мостик на Сильвертон?

— Да.

— А девушка? Ты ее знаешь?

— Нет, — сказал Соверен. — Какая-то Хоттерби. Элизабет.

Тибольт снова наполнил рюмку.

— Есть у меня человечек в приходе, в комитете по учету и благоденствию, — сказал он, выпив и подышав в ворот пиджака, — так он, крючок этакий, каждую неделю мне отчеты приносит. Иногда кажется, что на его отчеты работает весь район. Все! От мала до велика, без исключения. Человечек за каким-то дьяволом считает, что должен держать меня в курсе учета и, соответственно, благоденствия. Новый человечек, что ты поделаешь. Вот… — Тибольт порылся в бумагах на столе, вытащил тонкий, исписанный грифельным карандашом лист. — Отчет господина Чарли Дикки, — прочитал он, — о состоянии дел в муниципальном приходе Неттмор города Престмут от октября, третьего числа, года тысяча восемьсот шестьдесят седьмого… нет… нет… ага!

Тибольт оживился, поднял к потолку указательный палец.

— За прошедшую неделю в районе зафиксировано семьдесят три смерти, из них: от холеры — четырнадцать, от других болезней — двадцать две, от задавления, падения с высоты, обжига паром, членовредительства — семь, от голода — девять, от охлаждения организма — три, по родам — две, от убийств — восемь, от невыясненных причин — восемь. И это только официально, через больницу на Грейвз и морги! А теперь, Джеймс, скажи: какое дело мне должно быть до какой-то там Хоттерби? И какое дело должно быть тебе?

— Возможно, ее убил неуравновешенный человек, одержимый, безумец. В "Хрониках" заявляют, что таких убийств уже пять.

Тибольт скривился.

— Джеймс, эти газетчики маму родную похоронят, лишь бы поднять тиражи! Впрочем, я не буду тебе препятствовать. Хочешь, ищи с дьяволом своего безумца, какие бы причины у тебя ни были. Мне от этого только выгода. Кое-где на районе тебя еще помнят, а там, где не знают… Паркер! — проорал он. — Паркер, свиное рыло!

Одна из створок приоткрылась.

— Да, сэр.

Паркер возник в щели опасливым плечом и боязливым глазом.