В душной ночи звезда (СИ)

У больших купцов большой товар. Селитра, железо, гвозди, замки и завесы, серпы, иголки. Хорошо выделанные кожи. Ласковые меха: лисьи, волчьи, беличьи. Выставили обувь - девичью, детскую, мужскую - не простую, не для каждого: с цветными голенищами, с острыми носками. Выложили, гордясь нарядным товаром, тонкое отбеленное льняное полотно, бумазею и шерстяную тонкую итальянскую ткань.

Развесили платки и шали, чепцы, присобранные в складку спереди, с завязкой на бант сзади - такие чепцы любят носить речицкие жёнки. В коробах развалили тесьму, оборки, ленты, кружева, пуговицы. Там же, - только подходите - украшения и штучки на радость девкам: колечки и перстеньки, серьги, бусы, мониста, браслеты из цветного стекла, златотканые и вышитые пояса, зеркальца, белила, румяна и тонкой работы ларчики, чтобы было где хранить это добро. Для отдельных покупателей, по предварительному уговору, привезли писчую бумагу - сколько надо; и чернила, и особый подкрашенный воск для запечатывания государственных бумаг. А вот - дивитесь: шахматы, лекарства, стеклянные кубки и аптекарские бутыли, тонкой работы посуда. Привезли книги - напоказ и на продажу. Расхваливали дорогое оружие, на которое сходились посмотреть, полюбоваться мужчины.

Настоятелю местного католического кляштора* купцы доставили стул с высокой резной спинкой, с сиденьем, обитым красным бархатом, пару великолепных свечных подставок и затейливый, тонкой работы латунный фонарь.

Откуда ни возьмись, привалили табором цыгане, остановились за заходними воротами на горке, где разрешил городской бургомистр. Речицкие мамки поспешили припугнуть младших детей, запрещая выходить со двора, "не то украдут цыгане".

На ярмарочные дни с купцами и перекупщиками приехал батлейщик: бедный, очень молодой мужчина, а с ним дети от мала до велика, всех пять человек: три мальчика и две девчонки. Люди, смеясь, приставали к батлейщику: когда успел он, в молодые свои годы, обзавестись таким богатым приплодом, не украл ли он этих деток? Дети оказались его родными братьями и сёстрами. Отец с матерью умерли, родственников не осталось, и этот горемыка забрал сирот, стал возить с собой по литовскому краю.

Посмотреть его скрыню* на притоптанное место перед корчмой, где и остановился батлейщик (а звали его Юзеф), собралась толпа. Галдели, теснились и разглядывали семейку, вздумавшую потягаться в забавах с дерзкими и блудливыми вездесущими скоморохами*.

Задумчивый Юзеф заиграл на скрипочке. Под его локтем один из мальчиков трогал старые дребезжащие гусли. Девочка, та, что постарше, извлекла из дудки протяжные печальные звуки. Маленькая девочка - живая, быстроглазая, - вышла вперёд, став серьёзна личиком, и тоненьким голоском, правильно и без запинки выговаривая каждое слово, произнесла вступление, такое мудрое и кроткое, что оно больше походило на молитву.

Скрипочка запиликала веселее, Юзеф стал притопывать ногой в такт, потряхивать нестриженой головой, старшая девочка отложила дудку в сторону, мальчик-музыкант оставил гусли, и дети пошли колесом вокруг батлейщика.

Они кувыркались все одновременно и порознь, в рядах зрителей пронёсся было вздох беспокойства: не осрамятся ли девчонки, тоже становившиеся вверх ногами? Но нет: на старшей девочке и на малышке только вспархивали хитро сшитые юбчонки, да мелькали с оборками и кружевцами по краю, как у беленьких паненочек, штанишки. Дети подпрыгивали на одной ножке, ловко подбрасывая яблоки, крутились и показали кудесы с верёвкой, у которой сами собой расплетались узлы. Самого маленького мальчика, - румяного Юрасика с ямочками на щеках, - длинный парень Ладусь поднимал на плечи, и Юрасик, взлетев высоко, лихо выкрикивал "Гоп-гоп! Ляцеу буслiк!" А братец опять подкидывал его над собой и он продолжал: "Гоп-гоп, невялiчкi!" И снова: "Гоп-гоп! Прынёс буслiк хлопцам - штаны, дзеукам - спаднiчкi!"* Тут все артисты, бросив кувыркаться, хором задиристо закричали: "Хто шкадуе нам пенезi*, той да пекла спрытна лезе*!" И Юрась обошёл ряды развеселившихся зрителей с шапкой в руках.

Дети были яркоглазые, улыбчивые и, не в пример почти оборванному батлейщику, нарядно и чисто одеты.

Речицкие бабы умилялись, глядя на эту семейку, жалели сироток и опускали медяки им в шапку. Какой-то парень остановил малыша, сунул в руки торбочку, полную орехов. Панна Смилович вложила в ладошку мелкий серебряный полугрош. Войтова малженка* решила передать после детям гостинцев, а заодно и бедному батлейщику хоть что из одёжки. Выступление, только начавшись, сулило хороший сбор.

Юзеф открыл свой невиданный ящик батлейку. Под треньканье гуслиц батлейщик стал двигать фигурки внутри ящика. Старшие дети держали в руках дивных ангелочков на тонких верёвочках, и ангелочки подлетали к батлеечным куклам и, трепыхая золочёными, бумажными, наверное, крылышками, разлетались прочь. Это было замечательное зрелище. Люди заслушались, засмотрелись. Даже маленький Юрась, много раз видевший представление, смотрел, не мигая, в расписной ящик, в котором ходили в прямых прорезях деревянные раскрашенные фигуры.