— Насколько я понимаю, эту версию полицейские уже отработали. Буду с вами откровенен, мисс Варади. Подобных занятий я не одобряю, хотя, конечно, намерение помогать людям вполне похвально. Суть в том, что, когда молодой женщине предстоит в один прекрасный день стать наследницей… ну, не совсем сказочного богатства, но значительной суммы денег, ей приходится смириться и с риском, неизбежным для всех, кто обладает деньгами. Она становится целью для всевозможных нахлебников, которые рассказывают сказки о тяжелой жизни, для непризнанных гениев и прочих подонков общества всех мастей. Конечно, родные и друзья всеми силами стараются оградить наследницу от дурного влияния, но она должна и сама ограждать себя…
Я знал, что Лорен часто ходит в тот приют, и пытался ее разубедить. Атмосфера в таких местах крайне нездоровая; там она якшалась со всяким сбродом. Можно было предполагать, что рано или поздно кто-то из тех, кто там обитает, попробует воспользоваться своим положением.
Разумеется, я не смогла смолчать. Подскочив от возмущения, я напомнила сытенькому, богатенькому бездельнику, что в приют приходят несчастные женщины, пострадавшие от дурного, жестокого обращения. Они приходят туда вовсе не от нечего делать. Они, по большей части, спасают свою жизнь. Называть их «сбродом» совершенно неприлично. Я потребовала, чтобы Копперфилд взял свои слова обратно.
— Наоборот, — возразил он. — То, что вы только что сказали, лишь подтверждает мою точку зрения. Женщины оказываются в таких местах после того, как становятся жертвами насилия. Они сами выбирают себе спутников жизни, которые их бьют. Следовательно, все, кто общается с такими женщинами, рано или поздно становятся жертвами мужчин, склонных к насилию.
Я вспомнила разбитое окно и высаженную дверь в приюте и нехотя признала, что в его словах есть доля здравого смысла.
— Значит, — сказала я, — вы считаете, что похитители узнали о Лорен в приюте и выследили ее?
— Я считаю, что такое вполне вероятно, понимаете? По-моему, полицейские со мной согласны. Слушайте, мисс Варади… — Копперфилд покосился на дорогие с виду часы. — Я уделил вам много времени и, откровенно говоря, не понимаю зачем. Я не могу сказать вам ничего такого, чего вы не могли бы узнать от стражей порядка. Более того, подозреваю, что полицейские, узнав о нашем с вами разговоре, будут очень недовольны.
Он ясно дал понять, что не намерен больше тратить на меня свое драгоценное время и я могу выметаться. Я встала и приготовилась уходить, но у меня остался последний вопрос.
— Скажите, вон тот херувим… — я указала на дверь, ведущую в приемную, — в самом деле стоит полторы тысячи?
— Херувим? — На его лице появилось недоуменное выражение. — А, вы имеете в виду зефира! Да, славная вещица. Тонкая работа. Итальянское Возрождение; происхождение доказано. Его спасли из развалин загородной виллы на озере Гарда в конце Второй мировой войны.
Я подозревала, что слово «спасли» — эвфемизм.
— Военный трофей? — спросила я.
— Конечно нет! — Копперфилд сжал полные губы в тонкую линию. Кожа в уголках рта побелела от злости. — До свидания, мисс Варади! — подытожил он, распахивая передо мной дверь.
В приемной дожидался курьер в мотоциклетной форме. Я не услышала, как он вошел, из-за звуконепроницаемой двери. Кожаная куртка, металлический шлем с затемненным защитным козырьком, высокие ботинки — видение космической эры, он казался здесь еще более неуместным, чем я. Правда, курьер-то пришел сюда по настоящему делу, а не изображал из себя частного детектива.
Снежная королева вручила ему пакет.
— Хорошо! — буркнул курьер и неуклюже зашагал прочь, неодобрительно, как мне показалось, покосившись на меня. Если он и удивился моему присутствию, виду он не показал. Может быть, он даже и не обратил на меня внимания. Человек, который весь день вынужден проводить в лондонских пробках, не слишком беспокоится о чем-то помимо необходимости не упасть.
Секретарша наградила меня ледяным взглядом, который лишь усугубил равнодушие курьера.
— Мистер Сабо ждет вас внизу, — сообщила она и вернулась к своей работе, полностью стерев меня со своего мысленного экрана.
Винни Сабо стоял на крыльце, укрытый от сквозняков, гулявших в переулке. Может быть, он одновременно хотел избавиться от любопытных взглядов случайных прохожих, которые могли бросить взгляд в узкий переулок и задаться вопросом, зачем он тут прячется.
— Здрасте, — сухо поздоровалась я, потому что злилась на него.
Мы неуклюже, гуськом, выбрались из переулка. Я шла первой. Курьер уже свернул на широкую улицу, оседлал свой мотоцикл и с ревом понесся прочь. Я не заметила поблизости ни шикарной машины Сабо, ни его мускулистого водителя, но не удивилась. В центре довольно трудно припарковаться. Может быть, Сабо благоразумно поймал такси. Он выбрался из переулка и с несчастным видом остановился на тротуаре. На нем по-прежнему было огромное пальто; сегодня казалось, что оно ему еще больше велико, чем в прошлый раз в машине. Его ручки едва высовывались из рукавов, а полы пальто чуть ли не подметали тротуар.