В дурном обществе

Я пошла домой. Мне нечем было заесть кофе, а время уже близилось к обеду. Я решила поджарить себе тост на своей кухоньке и прикидывала, стоит ли приготовить омлет из двух яиц, что для меня равносильно приобщению к высокой кулинарии, как вдруг мысли мои нарушил звонок в дверь. Потом кто-то замолотил в парадную дверь кулаками.

Снаружи послышались торопливые шаги; когда я вышла из кухоньки в гостиную, в окошке показалось лицо, и по стеклу постучала рука. Я услышала, как меня окликнули по имени. Это был Парри.

— Убирайтесь! — закричала я.

— Пустите… меня! — произнес он одними губами.

— Покажите ордер!

— Мне… нужно… с вами… поговорить!

Я отперла дверь, и он вошел без приглашения.

— Я как раз готовлю обед, — буркнула я.

В подтверждение из кухни донесся запах пригорелого тоста. Я поспешила в кухню и достала из тостера два горелых квадратика хлеба. Чертыхаясь, я выкинула их в мусор.

Парри вышел в кухню следом за мной.

— Давайте я лучше сам займусь тостами, — предложил он. — А вы пока сварите нам кофе.

Его предложение помочь, а также вежливое обращение на «вы» больше чем что-либо другое убедило меня в том, что он принес плохую новость. Он мог явиться ко мне только из-за двух человек. Из-за Ганеша или Алби.

Я спросила:

— Что-то случилось с Ганом? — потому что в конечном счете Ган значил для меня гораздо больше. Мне стало холодно, и сердце екнуло от страха.

— Нет, — ответил Парри, не поворачиваясь ко мне. — Насколько мне известно, ваш приятель-индус по-прежнему торгует в магазинчике шоколадками и журналами для девочек. Что вам сделать к тосту?

Очевидно, он не собирался сразу огорошивать меня. Но раз с Ганешем ничего не случилось, плохая новость могла и подождать пять минут. Мне очень нужны были эти пять минут. Из-за чего бы ни пришел Парри, я хотела заранее подготовиться.

— Яйца всмятку, — заказала я. Если мужчина любит готовить — что ж, я только за.

Поваром Парри оказался никудышным, но кто я такая, чтобы осуждать его? Я села за стол и перекусила, а он снова расположился у меня на диване, как у себя дома. Он пил кофе и курил, причем даже не спросил у меня разрешения. Доев тост с яйцами, я взяла кружку и развернулась на стуле к нему лицом.

— Ну ладно, — сказала я, — выкладывайте.

Он смял окурок в блюдце, которое нашел в кухне и использовал в качестве пепельницы. Он слишком уж по-хозяйски вел себя в моей квартире, но я так волновалась, что даже не стала делать ему выговор.

— Мне очень жаль, Фран, — сказал он. — Речь о вашем приятеле Алби Смите. Сегодня утром, в половине седьмого, труп старика выудили из канала. Какой-то любитель бега трусцой заметил его с берега.

Можно, оказывается, испытать шок, даже не удивившись. Страх, изводивший меня с тех пор, как Алби не появился на вокзале Марилебон, никуда не исчез. И вот оказалось, что мои опасения подтвердились. Но даже то, что я была до некоторой степени готова к такому исходу, не защитило меня от ужаса и смятения. Я молча воззрилась на Парри, не в силах подобрать нужные слова. Думать я могла только об одном: пока я ждала старика, сидя на вокзале, труп Алби доставали из воды, укладывали на бечевник…[5] Его обступили полицейские, которых он так не любил…

Я знала: не будь Парри уверен в своих словах, он бы ничего мне не сказал, и все же я выждала несколько секунд, чтобы свыкнуться с ужасной вестью. С большим трудом я спросила:

— Его точно опознали? — Мой голос звучал неестественно: он показался мне чужим.

— Да. — Парри неопределенно махнул в сторону стола. — Я подумал: прежде чем я вам скажу, вам надо поесть. Знаю, вы питали слабость к старику. Но будем смотреть правде в глаза, он все равно был не жилец. Может быть, ему и лучше там, где он сейчас, а?

Я могла бы возразить, но мне не хватало силы духа спорить. Парри, для разнообразия ставший почти нормальным, пытался меня утешить. Но он совершал ошибку, свойственную людям, чья жизнь связана с ипотекой, машинами и двумя — четырьмя детьми.

Жизнь для них похожа на анкету с квадратиками, в которых надо ставить галочки или крестики, в зависимости от обстоятельств. Поставьте побольше галочек — и вы в порядке. Слишком много крестиков — у вас много трудностей. Такие люди считают, что все мы стремимся к одному и тому же — к тому, что в обществе потребления считается совершенно необходимым для счастья и благополучия. А как насчет способности видеть надежду и радость в мелочах? Некоторые при виде меня скажут, что моя жизнь почти ничего не стоит. Так говорят об инвалидах, психически неполноценных или старых пьяницах вроде Алби. Нет, я не говорю, что образ жизни Алби не нуждался в некотором исправлении. Но в последний раз, когда я его видела, он направлялся к церкви с пол-литровой бутылкой виски «Беллз» и перспективой встретить друга Джонти. Он показался мне совершенно счастливым человеком. Правда, он только что счастливо избежал беды, из которой его спасли мы с Ганом, но быстро забыл об опасности. И очень жаль! Если бы он сильнее испугался или если бы мысль о бутылке не затуманила его мозги и не вытеснила что-то более важное, возможно, он сейчас был бы жив.