Наталья Гавриловна. Степа, тебе нельзя.
Судаков. А это все можно?
Наталья Гавриловна. У тебя же тахикардия!
Судаков. Сдохнуть хочу.
Наталья Гавриловна. Не смей!
Звонок.
Зоя. Конечно. С ним была. Я сама ничего не могу понять. Вышли мы от Иры Скворчковой, у нее ночью умер отец. Я ему говорила по телефону: не ходи. А его понесло. Ему там чуть плохо не сделалось. Мужчины вообще чувствительнее женщин. Ну, плач, покойник, зеркала черным завешивают, – я понимаю. Вышли мы. Вдруг он мою руку бросил, я его под руку держала. Побежал. А впереди какой-то дядя шел в сереньком костюме, портфель у него коричневый. Он этого дядю догоняет и, я даже ничего сообразить не могла, вырывает портфель и бежит. Тот как заорет! Ну, а милиции-то сегодня полно, сами понимаете, праздник. Его хватают. Бегу туда, говорю: «Пустите, пустите…» А на меня и не смотрят. Я бегу, а его ведут. И лицо у него какое-то странное, у Прова, ничего не выражает, тупое, будто дурачком сделался. Я даже испугалась. И в милиции ему говорят: «Зачем вырывал?» А он: «Думал, там деньги». А в портфеле-то в этом две поллитровки было, сайры банка, сельдь в масле, батон белый за тринадцать копеек и полбуханки черного. И дамское, извините, белье новое, с ярлыком. Видать, в подарок нес, в гости шел. Это все там на стол выкладывали, записывали.
Наталья Гавриловна. Где он, Зоя?
Зоя. В сорок девятом. Протокол начали составлять.
Наталья Гавриловна
Судаков. Нет.
Наталья Гавриловна. Одевайся.
Судаков. Но ты понимаешь, что мне явиться в отделение милиции…
Искра. Я пойду. Папе не надо. Он там начнет грудь выпячивать, только разозлит всех.
Судаков. Да, Искра, ты, именно ты. Ты со всем этим часто возишься, умеешь, понимаешь, как надо. А милиция… черт знает как с ними разговаривать. А я позвоню… Погоди, кому звонить?.. Черт, ни одного начальника по этому делу не знаю. С королем Саудовской Аравии обедал, с президентом Никсоном на одной фотографии вышел, а начальника районной милиции не знаю.
Зоя. Не ходите пока, надо подождать.
Наталья Гавриловна. Как же можно ждать? Его переведут в тюрьму.
Зоя. Да нет. Я матери сейчас сказала. Она выручит. Мать ларек закрыла и помчалась. Ее там все знают, у нее там дружки – дядя Миша, Николай Длинный. Она лучше вас…
Наталья Гавриловна. Его там не били?
Зоя. Гражданин этот дал ему по шее, но милиционер знаете как его одернул. Проша правильно себя ведет, не сопротивляется. Все твердит: я сын Судакова Степана Алексеевича.
Судаков. О-о-о-о!
Наталья Гавриловна. Нет, так нельзя! Зоечка, Искра, идите вместе. Пока не поздно… Мало ли что! Вдруг Проша начнет философствовать. А там, я слыхала, этого не любят. Идите!
Звонок. Искра открывает дверь в прихожую. В столовую входит мать Зои – Вера Васильевна. Она за руку ведет Прова.
Вера Васильевна. Здравствуйте. Извините. Вот он.
Наталья Гавриловна
Вера Васильевна. Да все! Закрыто. И протокол порвали. Васюков дежурит. Я говорю: «Отпускай под мое честное, отвечаю». Тот гаврик начал было тявкать, а я ему говорю: «Ты кому это розовые трусики нес, гад? Я вот жене скажу, адресок твой уже записан». Живо стих.
Наталья Гавриловна. Ваша Зоя девочка хорошая.
Вера Васильевна. Все они на чужих людях хороши, а матери дома – все замечания, выговора, будто мы совсем уж опилками набитые… Одно могу сказать: любит меня, любит. Любишь, Зойка, а?
Зоя. Будет тебе.
Вера Васильевна. Стесняется. Любит. Сердце доброе, в отца… Ну, извините нас. Идем, Зойка.
Зоя. Иди, я не поздно приду.
Вера Васильевна. Еще бы поздно, узнала бы у меня!
Наталья Гавриловна. Простите, я не знаю вашего имени-отчества.
Вера Васильевна. Вера Васильевна я, Губанова по первому мужу, а девичья фамилия Кислова.
Наталья Гавриловна