В добрый час! Гнездо глухаря

Судаков. У Волчкова ордер на квартиру этот жук Копытко из-под носа выхватил. Разберись, пожалуйста, некрасиво получается… Ну притормози пока… Ну спасибо… Что?.. Ага, постараюсь… Думаю, удастся, загляни через пару дней… Не могу говорить, у меня тут деловой разговор. Будь здоров! (Положил трубку, снова снял ее и набрал номер.) Алло! Ковшов, это ты?.. Привет, Иван Францевич, это я, Судаков… Конечно, узнал. С твоим басом был бы ты раньше протодьяконом в соборе… Нет ли у вас там завалящей путевки в Карловы Вары?.. Ты пошарь, может, кто отказался или уже помер, узнай… На этот или на тот месяц. Постарайся, нужный человек… Ну, благодарю заранее. Что?.. А?.. Попытаюсь… Как-нибудь пихнем… Звони в конце недели… А?.. Говорят, сырая гречневая крупа помогает… Мелко-мелко жевать и глотать… Пока! (Положил трубку.) Ну их всех к черту! (Искре.) Вот тебе легко просить за Волчкова, Сверчкова, Пучкова, а я теперь Ковшову должен куда-то его поганого племянника устраивать. Племяннику этому только в грузчики, а в грузчики он не хочет, он хочет в аспирантуру. А Дудареву Николаю Кузьмичу ни больше ни меньше, как в Карловы Вары с женой приспичило, у них пищеварение не то, что надобно, чтобы в три горла жрать… Все!.. Не могу, опротивело… Ты вот скажи мне, Егор, что это происходит? Что это за вторая сигнальная система образовалась? Ты мне – доски, я тебе – гвозди, ты мне – кооперативный пай, я тебе – «Жигули» без очереди. Ты мне… И не то чтоб в серьезных делах, до мелочей дошло, до бесстыдства. Ты представляешь, звоню я нашему завхозу, говорю: «Ковер в кабинете смени, протерся, плешь посередине, стыдно перед гостями». А он мне: «Степан Алексеевич, нельзя ли мне по совместительству складским сторожем числиться на полставке?» Я его по-солдатски так шуганул, век помнить будет. И что замечательно? Ковра он мне так и не заменяет, собака. Секретарше сказал: «Срок не вышел, по закону нельзя». А?.. А дай я ему эти полставки, так можно будет, и именно по закону. Хоть все ковры переменит. И самое-то гнусное – я незаметно этим блатмейстерством сам испоганился. (Дочери.) Ну иди. Да, погоди, слушай. Тебе, кажется, Франция маячит.

Искра. Ни в какую Францию я не поеду.

Судаков(зло). Куда же ты поедешь? В Чухлому, в Крыжополь?

Искра. Наверно, в Кимры поеду.

Судаков. Слушайте, дорогие мои, что вам надо, чего не хватает?! У вас уже не двадцать одно, у вас уже двадцать два. Недопеченные вы, что ли!.. Ладно, иди, побалакаем.

Искра ушла.

Все люди, понимаешь, на работе работают, а дома отдыхают, а у меня наоборот… Ты знаешь, Егор, я ничего не понимаю… Уж какие я им условия создал… Другие на их месте с утра до вечера танцевали бы. Они просто обязаны быть счастливыми… У тебя, поди, какая бабенка на стороне есть, а?

Егор. Что вы, Степан Алексеевич.

Судаков. Болтают. Наша-то деловая, поди, тебе в тягость.

Егор. Почему? Я ее люблю.

Судаков. Ой, не надо, Егор. Таким тоном эти слова не произносят.

Егор. Вы для меня в жизни столько сделали…

Судаков. Это, Егор, уже сопли… Делал, потому что видел в тебе человека стоящего, нужного делу. Чем-то ты мне первого сына напоминаешь. Внешне, конечно. Кирилл-то бесшабашный был, ухарь, потому и летчиком-испытателем сделался… Ты с годами, может, самого Коромыслова заменишь, а вполне возможно, и даже наверняка, выше пойдешь. Меня, может, и на свете не будет, но дом наш, думаю, всегда помнить будешь. Ведь я на тебя, как на творение своих рук, любуюсь, горжусь тобой! (Смеется.) Каким тебя сюда Искра привела, а? Еле ступал. Все: «Разрешите мне ваши книжечки посмотреть», «Может, я вам в магазинчик сбегаю», «Супчик я сам разогрею, не беспокойтесь»…

Оба смеются. Звонок в дверь… Пров идет открывать и возвращается в столовую.

Пров. Папа, по твою душу… Я забыл сказать, звонила какая-то твоя старая знакомая Валентина, не помню отчества. По-моему, это она.

Судаков. А фамилия?

Пров. Понятия не имею.

Судаков. О Господи, опять чего-нибудь надо.

Егор. Скажи, дома нет.

Пров пошел к двери.

Судаков. Погоди… Ну пришла, так уж пускай, неудобно. Зови, леший с ней.

Пров вышел.

Егор. Ваше поколение, Степан Алексеевич, еще обременено условностями.

Судаков. Ты о чем?

Егор. Я вот прихожу к выводу: только абсолютное отсутствие условностей может сделать личность выдающейся.

Судаков. Но отказать-то я ей не могу, раз уж пришла. Совести-то хоть на три копейки у меня еще осталось.

Егор. Я не о вас, я теоретически.

Судаков. Ну, милый, а я вот убеждаюсь, что всякие теории – одно, а практика, жизнь то есть, – оченно часто совсем другое. И, кстати сказать, настоящее.

Егор. Нет, вы на место Хабалкина в самый раз! Полемист.

Входят Пров и Валентина Дмитриевна. Сразу видно, что она не москвичка. Одновременно входит и Наталья Гавриловна.

Валентина Дмитриевна. Здравствуйте!

Все отвечают.

(Всматриваясь в Судакова.) Это вы?