В добрый час

«Сейчас получу сполна», — подумал он. Но секретарь обкома неожиданно закончил свое выступление тем, что пообещал помочь колхозу достать автомашину. Это ещё больше запутало и усложнило то новое чувство, которое появилось у Максима после выступлений членов бюро.

Усталый, мрачный, разбитый душевно, возвращался он поздно вечером домой. Вдобавок у него разболелась голова, должно быть оттого, что почти ничем не закусил, когда выпил.

Сдав конюху лошадь, он прямо огородами, чтоб ни с кем не встречаться, направился домой. Во дворе остановился удивлённый. В доме было очень светло и топилась печь: отблески пламени играли на оконных стеклах; Но он не стал задумываться о причинах. Торопливо открыл дверь и удивился ещё больше. У печи, со сковородником в руках, стояла высокая красивая женщина.

Максим растерялся. Она приветливо улыбнулась, тихо спросила:

— Максим? — и, не ожидая ответа, повернулась и крикнула — Леша! Встречай!

Максим, забыв обо всем, не поздоровавшись с женщиной, стремительно бросился в комнату.

Брат! Алексей! Семь лет не виделись!

От кровати обернулся низкий коренастый человек с бритой загорелой головой, в расстегнутой шелковой рубашке, широко раскинул руки.

— Максим! Меньшой чертушка!

Они крепко обнялись, закружив друг друга по комнате. Потом Алексей оттолкнул Максима, сам сделал шаг назад.

— Погоди! Дай посмотреть, каким ты стал! Ну-у, брат! Дуб! Женя, Женя! Иди знакомиться!

Из-под одеяла на кровати вылез мальчуган лет полутора, протянул ручки, закричал:

— Мама! Папа! На! На! На!..

— И ты хочешь знакомиться? Давай, давай, — отец подхватил малыша на руки.

Пожимая руку жене брата, Максим быстрым мужским взглядом окинул всю её ладную фигуру. Не без зависти подумал: «Красивую женку отхватил, дьявол куцый».

Женя, как бы прочитав его мысли, шутливо сказала: — Я думала, вы такой же коротышка, как мой муж, а вы вон какой…

— Теперь племянника на, целуй, — Алексей передал сына Максиму. — Игорь Алексеевич Лесковец. Прошу любить и так далее…

Мальчик обхватил Максима за шею, по-детски смешно чмокнул в висок. Малышу не хотелось ложиться спать, и он был рад, что отец взял его из постели и отдал дядьке, у которого, по всему видно, нет никакого намерения заставлять его спать.

— Простите. У меня блин в печке. Женя вернулась на кухню.

Братья остались одни, если не считать Игоря, который чувствовал себя на руках у дяди совсем как дома: бесцеремонно забрался в карман гимнастерки, достал авторучку, вытащил многочисленные квитанции и записки и побросал их на пол. Максим, который, вероятно, первый раз в жизни держал такого малыша, чувствовал себя значительно хуже, не зная, как с ним обращаться. Попытка отца забрать мальчика от Максима встретила решительный отпор.

— Пусти его. Пускай бежит к матери, Разбойник этакий, В дядьку, должно, пошел.

Женя позвала мальчика, и он мигом забыл о Максимовых карманах, соскользнул на пол и затопал к матери.

Братья ещё раз оглядели друг друга.

Потом Алексей сел за стол; оперся о него грудью, потер ладонями лоснящуюся голову. Взгляд его изменился — стал как-то холоднее, с лица сошла улыбка.

— Значит, слушали на бюро?

Максим сразу насторожился, поняв, что брату о многом уже рассказали. — Да, слушали»

— Ну и что?

— Известно что. Пропесочили как следует. Алексей крутнул головой.

— Пропесочили… Значит, было за что.

— В нашем деле всегда будет за что… Это не то, что у вас…

— Вот как! — удивился Алексей и, поднявшись, прошелся по комнате, широко, по-моряцки, расставляя ноги. Остановился перед Максимом, резко спросил: — Взыскание дали?

— Нет. Ограничились проборкой. — Максим чувствовал, что начинает злиться, и старался говорить как можно спокойнее, мягче, свести этот, неуместный в такое время, как ему казалось, разговор к шутке.

— Зря. Стоило дать за все то, что мне тут о тебе порассказали.

— Кто?

— Кто — неважно. А что — ты сам знаешь, — Алексеи опять прошелся.

Максим подумал уже довольно неприязненно, с раздражением: «Тоже в духовные наставники лезет. Без тебя мало советчиков… Хоть бы такт имел. В первую же минуту с выговором…»

Алексей вздохнул.

— Та-ак одним словом, ерунда получается, дорогой брат… Тебя народ выбрал… И выбрал не потому — пойми это! — что ты, как говорится, звезды с неба хватаешь… Нет! Выбрали в надежде, что сын будет достоин отца…

Максим побледнел.

— И так же твердо, так же разумно будет вести колхоз к богатой, к счастливой жизни…

— И веду!

— Да нет! Выходит, что плохо ведешь… Не оправдываешь доверия народа.

Максим побледнел ещё больше, дрожащими пальцами начал застегивать карман гимнастерки, расстегнутый Игорем.

— Тебе просто наклеветали. Я за полгода сделал для колхоза больше, чем до меня было сделано за четыре года… Я… Я не знаю колхозника, который был бы мной недоволен…

— И ты считаешь заслугой, что тобой доволен Шаройка? Однако и самомнение у тебя! Ух ты! Все сделано тобой? Без народа, без помощи государства, партии? Ерунда! Детские рассуждения… Тобой пока что ни черта не сделано! И ты это должен понять…

— Ох-хо-хо, ничего-то он не понимает, — послышалось за спиной. — Он собственное счастье проворонил.