Теперь это ополчение уже созвано.
Почти на каждой станции сибирской железной дороги можно видеть отряды ополченцев, отправляющихся по тому или другому назначению.
Костюм – суконный чёрный кафтан или серая рубашка с погонами красного сукна и жёлтым кантом, фуражка военного образца с красным околышем, на тулье которой пришит, вместо кокарды, металлический ополченский крест, а на околыше номер из жёлтого сукна; такой же номер и на погонах.
Ополченцы, всё молодец к молодцу, выглядывают бодро и весело.
Сибирь, для которой настоящая война и исход её имеет огромное экономическое значение, выслав своих сынов в ряды ополчения, напрягла этим все свои силы.
Интересное и вполне разумное нововведение.
В воинских поездах, на крышах большинства товарных вагонов, в которых перевозятся нижние чины, носящих название «воинских теплушек», устроены брезентовые ящики, в которых везётся груз Красного Креста, интендантский и т. д.
Как известно, сорок человек, помещающихся в товарном вагоне, далеко не исчерпывают грузоподъёмность вагона, а дополнительный груз на крыше ничуть не обременяет поезда, делая экономию в численности подвижного состава.
Следовало грузить крыши вагонов до нормы на всех «воинских теплушках».
Нынешняя война выдвинула и женщин-героинь.
Я уже имел случай говорить о разведчице и переводчице Соломке, или Смолке.
Она носит мужской костюм, говорит про себя в мужском роде и, говорят, чрезвычайно отважна.
Другая разведчица и переводчица носит тоже мужское имя – Иосиф Клячко.
Выделилась храбростью сестра милосердия г-жа Щеголева, тоже бросившая стеснительный женский костюм и отважно гарцующая под пулями верхом на коне.
Такой её видели под Тюренченом.
Облеклись в казацкое платье и жёны одного степного коменданта близ Ляояна и пограничного офицера на посту, около Тьелипа.
Обе они с необычайным бесстрашием являются товарищами по оружию своих мужей.
Современные «кавалерист-девицы»!
Почтовые порядки на войне оставляют желать многого.
Слышатся постоянно жалобы на пропажу писем.
Характерную сценку мне рассказывал один офицер.
– Выхожу на одной из станций, но не помню какой, не доезжая Мукдена, хочу опустить письмо в почтовый ящик, вижу – боковая дверца его открыта…
– Что же это такое, ящик отперт? – спрашиваю стоящего тут же на платформе юного почтового чиновника, меланхолически курящего папироску.
– Это всё равно!
– Как, всё равно?
– Открыт ли, или закрыт, всё равно писем никуда не отправим.
Просто, откровенно и решительно!
XLI. Газеты, письма и деньги на войне
В газетах на войне ощущается недостаток.
Не говоря уже о передовых позициях, но и в городах, где помещаются главные квартиры главнокомандующего и командующего армией, газеты получаются редко и неисправно.
А между тем, потребность в них сильная.
Во время русско-турецкой войны, по словам её участников, в настоящее время находящихся в рядах действующей армии, этой жажды газет не ощущалось.
Четверть века, промчавшаяся с тех пор, видимо, сильно развила в русских людях потребность к чтению газет.
– Но зачем же там газеты, там, в центре самых событий, известиями о которых интересуется весь мир? – спросит, быть может, недоумевающий читатель. – Ведь там всё совершается перед глазами…
И он очень ошибётся.
Там, в центре событий, знают не только менее того, что знают в Петербурге, но даже, без преувеличения можно сказать, ничего не знают…
Известия сосредоточиваются в главных квартирах, а оттуда идут в Петербург.
Отсюда страстное желание узнать о положении дела вообще, желание, которое может быть удовлетворено только газетами.
Петербургские и московские приходят поздно, неаккуратно и много в двух, трёх экземплярах.
Эти экземпляры положительно рвут на части и подчас стараются всеми правдами и неправдами, под предлогом передачи, получить с почты экземпляр раньше адресата.
Иногда экземпляр достигает до последнего, хоть и в помятом виде, а иногда просто зачитывается.
Кто читал последний, концов не найдёшь.
На станциях в Ляояне и Мукдене, в помещении, где продаются отдельные номера «Харбинского Вестника» и «Вестника Маньчжурской Армии», эти номера берутся прямо с бою.
Но эти местные газеты далеко не отличаются полнотою известий и не удовлетворяют читателей.
Они жаждут столичных газет, как более полных.
А их нет, или почти нет!
Редакции газет сделали бы доброе дело, если бы посылали по экземпляру газет в корпусные штабы действующей армии.
Какая это была бы радость для офицеров и солдат.
У газет не было бы более внимательных читателей.
В них оторванные от родины воины нашли бы кроме известий с войны и весточки с этой родины.
А как дороги эти весточки.
Надо видеть оживлённые лица офицеров и солдат в отрядах, на передовых позициях в дни, когда туда достигает «почта-летучка» и приносит письма.
Все ходят или стоят и сидят с радостными лицами, уткнувшись в драгоценные листочки, вынутые из конвертов.
А рядом унылые, угрюмые лица тех, которым почта не принесла ничего.