В действующей армии

– Несомненно, – сказал полковник Леш, – что среди так называемых хунхузов есть китайские солдаты, которые действуют с разрешения начальства… Это старая песня, ведь этот генерал Ма был помощником генерала Шу, с которым мы дрались в 1900 году. Он умер в плену в Иркутске. Ведь когда мы прибыли тогда в Китай, все эти так называемые «боксёры» или «большие кулаки» разбежались, и нам пришлось иметь дело с китайскими регулярными войсками, которые именовались «мятежными». Так мы и писали, а между тем, находили в захваченных обозах «императорские манифесты», в которых «сын неба» объявлял войну всем европейцам. Таков китайский мятеж «по императорскому манифесту». Эта же история, видимо, повторяется и теперь с якобы хунхузами.

Утром 18 мая, переехали величественный мост, через не менее величественную Волгу в Саратовской губернии.

У моста караул, состоящий из роты местного полка, с офицером во главе.

На Волге у моста целая флотилия лодок с солдатами, – они осматривают приближающиеся к мосту баржи и пароходы и пропускают их под мост только после тщательного осмотра.

Такие же, но не столь многочисленные караулы с унтер-офицерами во главе стоят и дальше у каждого, даже маленького мостика.

Построены для этого караульные домики и разбиты палатки.

Едем дальше по Самарской и Уфимской губернии, местность гористая, пустынная, кое-где попадаются татарские селения с мечетями, татары толкутся на станциях в белых поярковых шляпах.

Они осматривают наш поезд и всех нас, широко улыбаясь.

Татарские деревни очень неказисты, но попадающиеся изредка по пути русские посёлки ещё хуже: развалившиеся мазанки, полуприкрытые крышами из прогнившей соломы.

То и дело обгоняем воинские поезда.

Вид у солдат бодрый, здоровый, попадаются бородачи в летах – это запасные.

Слышится весёлый говор, смех, вызванный удачно сказанным метким словом, или прибауткою, вот разносится по степи, эхом откликаясь в горах, бравая русская, или специально солдатская песня.

С какою-то особою силою укрепляется в душе вера в мощь русского народа, сыны которого с таким, не только спокойным, но прямо радостным настроением идут помериться силами с врагами своего отечества, положить, если нужно, за последнее свои головы.

В этой естественной удали русского солдата, нет ни малейшей рисовки, это простое обычное настроение людей, не знающих страха и презирающих опасность, а это настроение – залог победы.

– Наш солдат – золотой солдат! – сказал мне подполковник Томашевский, о котором я уже упоминал. – Надо только уметь с ним обращаться… Его надо беречь, так как сам себя он не бережёт…

Трогательная сцена разыгралась при остановке в Пензе, где мы настигли первый воинский поезд.

Полковника Леш радостно приветствовал один из запасных нижних чинов, призванных на действительную службу.

Он был, как оказалось, фельдфебелем в роте, когда полковник Леш был штабс-капитаном.

Их полк стоял в Закаспийской области.

Полковник Леш тоже сразу узнал своего бывшего фельдфебеля и сердечно поздоровался с ним.

Солдатика искренно порадовала эта память начальства.

– Значит опять послужим…

– Рад стараться, ваше высокородие!

Полковник дал своему бывшему фельдфебелю два рубля.

– Напрасно беспокоитесь, ваше высокородие, не затем я подошёл… – отказывался солдатик.

– Знаю, знаю, а дают – так бери.

– Слушаю-с, ваше высокородие…

И солдатик опустил рубли в карман шинели.

Что-то тёплое, сердечное сказалось в этой сцене, в этих отношениях солдата к офицеру.

Не могу не привести маленькой беседы с одним из моих спутников-офицеров, касавшейся так сказать литературной, если можно так выразиться, стороны войны.

Для многих штатских людей это будет новостью.

Мой собеседник во время китайского похода 1900 года был полковым адъютантом.

– Мне пришлось тоже много писать… – сказал мне он.

– Писать? – удивился я. – На войне? Во время похода?

– Да именно! Ведь на обязанности полкового адъютанта лежит вести «Журнал военных действий», где записывают все переходы полка, переправы, действия полка во время сражений, причём в журнал же заносятся кроки пройденных местностей… Работа тяжёлая, кропотливая и ответственная…

– Для чего же служит этот «журнал»?

– Прежде всего для истории полка, как материал, затем для соображений начальствующих лиц, по поводу наград, а в общем все журналы представляют из себя драгоценный материал для истории той или другой войны.

Это, действительно, материал драгоценный!

III. Жизнь в поезде

Четвёртый день в дороге, живём, так сказать, в поезде.

Всего человек около сорока пассажиров, из которых тридцать два едут в Маньчжурию, тридцать военных, – среди них два врача, поляк и еврей, и один интендантский чиновник да двое штатских; С. Соколов, у которого своя мукомольная мельница в Харбине, работающая теперь исключительно для продовольствия войск, и я.

Все, конечно, перезнакомились между собой и за чаем, обедом и ужином в вагоне-ресторане идёт оживлённая беседа.

Ни одной дамы, что повергает в некоторую печаль молодых офицеров.

– Знаете, женщины, они всё-таки оживляют! – говорил мне молоденький, симпатичный подпоручик.