В дебрях севера

Джеймс Кервуд В дебрях севера

Глава 1

Неподалеку от сурового северного берега озера Верхнего, где вечно бушуют ветры, к югу от Каминистиквии, хотя и не южнее Рейни-ривер, в глухих лесах прятался райский уголок, который был «сущим адом».

Во всяком случае, так назвала его героиня нашей повести, когда однажды она, не выдержав, сквозь слезы жаловалась самой себе на свою тяжкую судьбу. Правда тогда у неё ещё не было Питера, но и когда он появился, ад всё равно остался адом.

Однако посторонний наблюдатель, если бы он в этот чудесный весенний день тридцатого мая поднялся на лысый Гребень Крэгга, ни за что не догадался бы, что в открывшемся перед ним раю таится ад. Зимой он увидел бы простирающиеся на сотню квадратных миль занесённые снегом леса, болота и речные долины, где в тёмной оправе из елей, кедров и сосен там и сям поблескивают закованные в лёд озера; он увидел бы перед собой край буранов и глубоких сугробов, край людей, чья кровь горяча от вечной борьбы с дикой природой и от неиссякаемой радости побед над ней.

Но теперь была весна – и такая, какой канадский Север не видел уже много лет. Ещё три дня назад шли теплые ливни, а потом на землю хлынули золотые, по-летнему жаркие солнечные лучи. От морозного дыхания зимы не осталось и воспоминания, согрелась даже дно самых глубоких и чёрных трясин. На севере, на юге, на востоке и на западе лесные дебри закипали новой жизнью, и на смену весне уже спешило лето. Оранжевые, зелёные и чёрные хребты убегали в неведомую даль, точно волны гигантского моря, а между ними лежали долины и болота, озера и речки, и всюду звучала смешливая песенка струящейся воды, всюду веяло благоуханием первых цветов, всюду раздавались веселые голоса птиц и лесного зверья.

Упомянутый выше рай расстилался под Гребнем Крэгга – сочные луга тянулись до самых берегов Прозрачного озера, и над этим океаном буйных трав островками поднимались тополиные и берёзовые рощицы, перемежающиеся темными ельниками. Цветы распустились на две недели ранее положенного срока, луга источали ароматы, более обычные для конца июня, чем для мая, и среди бархатистой зелени древесных ветвей уже появлялись первые гнезда. На краю ельника, расплатившись лежал Питер. В его сердце жила страсть к приключениям, и в этот день он предпринял дерзкую экскурсию, на какие ещё не разу не решался за всю свою коротенькую жизнь. Впервые он в одиночку отправился к Прозрачному озеру, до которого от дома было около полумили, храбро исследовал жёлтую полоску пляжа, ещё хранившую следы ног его хозяйки, и смело затявкал на безграничный простор мерцающего озера и на белых чаек, которые кружили у него над головой, высматривая выброшенную на берег рыбу. Питеру исполнилось три месяца. Ещё вчера он был робким щенком, и всё вокруг казалось ему огромным, непонятным и страшным; сегодня же он рискнул в одиночку спуститься по тропинке к озеру, он тявкал, но никто не посмел выйти с ним на бой, и его сердце исполнилось великим мужеством и столь же великим любопытством.

Вот почему на обратном пути он остановился на опушке густой поросли бальзамических елей и припал к земле, устремив жадный взгляд блестящих глазенок в густую лесную тень, стараясь угадать, какие тайны кроются в этих неведомых мрачных глубинах. Этот лесок рос в небольшой круглой впадине, и ружейная пуля могла бы легко пронизать его из конца в конец, но Питеру он казался бесконечным, как сама жизнь. И что-то манило его войти туда. Любопытство и нерешительность боролись в душе щенка, но он и не подозревал, что от победы того или иного – храбрости или трусости – зависит не только его собственное собачье будущее, но и другие более важные судьбы – судьбы людей, мужчин и женщин, и даже ещё не рождённых детей. Некогда стакан вина погубил целое царство, гвоздь решил исход жесточайшей битвы, а из-за женской улыбки были разрушены дома тысячи людей. Вот так пустячные предметы и события порой влияют на ход человеческой жизни, но Питер не знал об этом и не догадывался, что наступила его минута.