Миккель. Потом он обручился. Отец этому не слишком обрадовался.
Пастор. Не обрадовался?
Миккель. Отец считал, что Йоханнес не так должен добиваться признания.
Пастор. Признания?
Миккель. Да, вы понимаете.
Пастор. Честно говоря, нет. Ах, он должен был добиться признания. Ваш отец, видно, многого ждал от него. И что же сын — добился?
Миккель. Как они были счастливы, эти двое! Должен сказать вам, господин пастор, в нашей семье браки всегда счастливые. Вы бы видели их, когда они во время каникул вместе прогуливались здесь, на хуторе! Казалось, будто слышится пение первого жаворонка. А вы знаете, что бывает потом?
Пастор. Когда потом?
Миккель. Когда запоет первый жаворонок?
Пастор. Да, тогда приходит весна.
Миккель. Нет, господин пастор, приходят снег и морозы, и жаворонки замерзают на лету.
Пастор. А кто… с вашего позволения, чьей дочерью была эта юная дама? Она была из здешних мест?
Миккель. Она была дочерью судьи Гольшёта.
Пастор. Вот как, Гольшёта! Я его знаю. У него была дочь, Агата, которая трагически погибла.
Миккель. Да, это была Агата.
Пастор. Она, я помню, была обручена с каким-то теологом. Подумать только, с вашим братом! Нет, как это интерес… как это ужасно. Подумать только!
Миккель. Они были вместе в театре, который называется «Театр Бетти Нансен» и находится, говорят, на окраине Копенгагена, — я сам там никогда не был. Смотрели они как раз «Свыше сил». И Йоханнес был, видно, не в себе, когда они шли домой. Во всяком случае, он в рассеянности шагнул прямо под автомобиль.
Пастор. И тогда она оттолкнула его. Теперь вспоминаю.
Миккель. И тем спасла его. А сама погибла.
Пастор. И его бедная голова этого не выдержала?! Ужасно! Ужасно!
Миккель. А ночью, когда она уже лежала в гробу, ее родители проснулись, услышав крики. Он стоял там, тряс ее и приказывал ей именем Иисуса восстать. И тогда они… Тихо, кажется, вернулся отец. Так что не стоит… мы сделаем вид…
Борген
Пастор. Спасибо, большое спасибо! Да, лучше поздно, чем никогда.
Ингер
Пастор. Я вас знаю, видел в церкви.
Ингер. Подойдите и поздоровайтесь. Это Марен, ей семь лет, и малышка Ингер, ей пять.
Пастор. Какие милые детки. У вас только эти двое?
Миккель. Пока, да. Но будет…
Ингер. Ну, Миккель!
Пастор. С Божьей помощью будет. Маленькая Ингер еще слишком мала, чтобы ходить в школу. Дети — это истинное благословение, не так ли, Борген?
Борген. Совершенно верно.
Пастор. Я тут поговорил с… я видел вашего другого сына, да, это тяжко. Но для нас, христиан, даже такое несчастье может стать благословением.
Борген. Истинно так.
Пастор. И ведь у вас еще трое, кроме него?
Миккель. Двое.
Пастор. Да, двое, как я и слышал, и оба здоровые. Они ведь вам только радость приносят?
Борген. Именно так.
Пастор. И милые внучки, и преданная невестка.
Борген. Лучше и быть не может.
Пастор. У вас все же есть, за что быть благодарным.
Борген. Да, есть.
Малышка Ингер. Отпусти меня, мама, отпусти!
Ингер. Ну что ты, маленькая, не бойся, чужой человек очень добрый.
Пастор. Это ведь большое счастье жить с такими хорошими и милыми людьми.
Борген. Хутор принадлежит мне.
Пастор. Вам? Ну конечно же, вам! И вы ведь совсем не старый человек.
Борген. Всего семьдесят пять.
Пастор. Да, это ведь не… Всего семьдесят пять… значит, у вас впереди еще много добрых лет.
Ингер. Сейчас будет чашечка кофе, господин пастор.
Пастор. О, спасибо, если позволите, в другой раз. Спасибо большое! Я немного устал и хочу домой.
Миккель. Нельзя же уйти без угощения.
Пастор. А сигара, мой милый, сигара!
Борген. В Боргенсгоре вам всегда рады.
Пастор. Благодарю за добрые слова, Борген. Я воспринимаю их в совершенно буквальном смысле.
Борген. И воспринимайте их в том же духе, в каком они были сказаны.
Пастор. Но это не совсем по-грундтвигиански, хе-хе. Ну, до свидания! Да будет мир Божий над этим хутором!
Борген. Спасибо! Прощайте и спасибо за посещение!
Пастор. Вам спасибо! Прощайте.
Остальные. Прощайте.
Пастор. Прощай, дружок.
Малышка Ингер. Мама!
Ингер. Ну что ты, такая большая девочка! Тебе и правда еще рано ходить в школу, если ты такая трусиха.
Пастор. Со временем мы подружимся.
Миккель. Будем надеяться.
Пастор уходит.
Марен. Какая она трусиха. Его нечего бояться.
Миккель. Какой вежливый и любезный человек.
Борген. Ему государство платит за это пять тысяч в год. Ха! Этакий каплун!
Ингер. Ну, девочки, идите на кухню, там вам приготовлена еда. Глядите-ка, он зонтик раскрыл, а снег-то почти не идет.
Борген. Да, у Иссаи, или еще где-то, сказано, что над всем чтимым должен быть покров. Андерс вернулся?