— И к тому еще охотничьи нарты и парус, как я понимаю.
— Конечно, — Вильям тяжело дышал от возбуждения. — Мой новый парус получишь.
Мэдс Мэдсен оперся локтями о стол и, уткнувшись лицом в ладони, принялся ерошить бороду. Вильям напряженно за ним следил. Для возлюбленных момент был решающий.
— Ну что, надумал? — спросил он нетерпеливо.
Мэдс Мэдсен покачал головой.
— Дай мне еще подумать, — произнес он строго и звучно. — Непростое это решение, Вильям.
— Конечно-конечно, — взгляд Вильяма блуждал по комнате в поисках чего-то, что может повлиять на решение напарника. — Давай выпьем, — предложил он. — Знаешь, в голове даже как-то проясняется, когда выпьешь с товарищем.
Они выпили, и как только содержимое бутылки подошло к концу, Мэдс Мэдсен определился.
— Ну что ж, пусть будет по-твоему, — произнес он кротко.
— Как?
— Неси ружье, мой мальчик, со сменными стволами. И захвати двадцать коробок патронов.
— Я сказал пятнадцать.
— Ты сказал двадцать, мой мальчик.
— Вот и нет, — запротестовал Вильям, — я сказал пятнадцать, я точно помню.
Мэдс Мэдсен огорченно покачал головой.
— Как хочешь, я ведь не настаиваю. Если ты считаешь, что Эмма не стоит больше пятнадцать коробок, я не стану торговаться еще из-за пяти. Но тогда уж ей лучше остаться со мной.
— Ну ладно, пусть будет двадцать. — Вильям вскочил и принес вещи. — Я не потому, что хочу сбить цену, — объяснил он, — просто точно помню, что сказал пятнадцать.
— Теперь уж все равно, — ответил Мэдс Мэдсен. — Девчонка, во всяком случае, стоит всех двадцати, — и протянул руки, в которые Вильям и вложил ружье.
— Тонкое, изящное и простое в обращении, — рассмеялся Мэдс Мэдсен. — Прямо как Эмма.
Этим вечером Черный Вильям отправился спать счастливым. Он взял с собой Эмму, и они долго лежали, перешептываясь о том, что произошло, и о том, что ждет их в будущем. Впервые, с тех пор как Вильям повстречал Эмму, он чувствовал себя в своем праве. «Все законно», — пела его душа, и он сделал с Эммой то, что сделал бы на его месте любой влюбленный юноша.
Мэдс Мэдсен совершил прекрасную сделку. Богатая фантазия преподнесла ему почти новый «Стивенс», который хорошо ложился в руку, да еще со сменным стволом в придачу, а потому пригодный для разных целей. Он посвящал новому оружию не меньше времени, чем Вильям — Эмме, и не прошло и недели, как с двадцати шагов уже мог попасть в лоб изображенному на спичечном коробке Торденскьолю[53].
Мэдс Мэдсен немного беспокоился за Вильяма и пообещал себе, как только представится случай, поговорить об Эмме с ближайшим соседом Бьёркеном.
Вильям был счастлив со своей женщиной. Первый месяц они провели в любовном угаре, и Мэдс Мэдсен явно был здесь третьим лишним. Но потом их отношения вошли в более спокойное русло, уступив место привычным повседневным заботам. Теперь Вильям нередко отправлялся на охоту в одиночестве, как встарь, бывало, что он засыпал, не приласкав Эммы. Иногда случалось ему и пожалеть о ружье, но он утешал себя тем, что у него есть право на Эмму, которого не было ни у одного другого мужчины. Так все и шло, пока не появился Бьёркен.
С Бьёркеном происходило что-то неладное. Вильям это сразу заметил. Что-то угнетало долговязого, бледного мужчину, взгляд у него был отсутствующий, ничего не выражающий. А еще Бьёркен не снял исландский свитер, не предприняв ни малейшей попытки продемонстрировать огнедышащего дракона, который красовался на его спине. Вильяма немного сердило, что Мэдс Мэдсен уехал проверять ловушки: не каждый день увидишь Бьёркена в таком состоянии, хотелось поделиться впечатлением с напарником.
— Ты случаем не заболел, Бьёрк? — озабоченно спросил Вильям. — Неважно выглядишь.
Бьёркен ссутулился. Тяжело кивнув, он произнес измученным голосом:
— Можно это и болезнью назвать, если лучше ничего не придумаешь, — и ударил себя в грудь. — Вот здесь оно сидит, Вильям, и не хочет выходить.
— Ну и дела, — Вильям завороженно уставился на гулко отозвавшуюся на удар грудь Бьёркена. — Надо тебе дать чего-нибудь горячительного.
Они приняли горячительного, и оно так здорово помогло Бьёркену, что тот даже расправил плечи. Приняв еще пару стаканчиков, он вывалил свои проблемы на Вильяма.
— Я конченый человек, — признался Бьёркен. — Мне никогда не стать прежним. Если все это меня не убьет, я, наверное, сам себя порешу.
Вильям кивнул.
— Для человека, вроде тебя, это вряд ли возможно, так что, думаю, я знаю, в чем причина твоих страданий.
Бьёркен коротко на него взглянул.
— Что ты имеешь в виду?
— Я думаю, ты влюбился, — ответил Вильям. Он вздохнул, вспомнив о недавних своих переживаниях.
Ответ гостя напомнил так хорошо знакомого ему старого доброго Бьёрка:
— Не будь я уверен, что ты не станешь об этом болтать по всему побережью, ни за что бы не признался. Да, Вильям, я влюбился.
— Вот это да, черт подери, — улыбнулся Вильям. Влюбленный Бьёрк! Небывалое дело.
— Хочешь верь, хочешь не верь, — повесив голову, Бьёркен уставился на грубую поверхность стола, — но получилось так, что я люблю одну девчушку, а она — меня. Больше мне сказать нечего.