В чужой стране

— Чтобы наносить врагу чувствительные удары, надо, прежде всего, объединить наши отряды. Мы станем сильнее, сможем вести серьезные бои. Кроме наших отрядов, здесь есть еще отдельные разрозненные группы. Их надо найти и собрать в один кулак. Побеги с шахт участились. Люди идут к нам. Будем создавать партизанскую часть, соединение. С крупной организацией будут больше считаться, скорее получим оружие… Командование нашего отряда предлагает объединиться. Что вы скажете? — Маринов поочередно посмотрел на Дядькина, Воронкова, Кучеренко.

— Вопрос ясен. Необходимо единое командование! — решительно проговорил Дядькин. Мы не ради чинов пришли сюда драться… — Дядькин встал, зашагал по землянке. — Котовец на фронте полком командовал?

— Полком, танковым. А до этого был заместителем начальника танкового училища, в Саратове. Опыт у него большой! С двадцатого года в партии…

— С двадцатого? — Дядькин удовлетворенно кивнул головой. — Мы в двадцатом еще пешком под стол ходили… Когда мы можем встретиться с командованием отряда?

— В ближайшие дни. За вами приедет вот он, Жеф.

Мстители

Прожив несколько дней в Мазайке у Матери, партизаны снова ушли в лес, обосновались недалеко от Нерутры.

Наступила оттепель, а вместе с нею беспрерывные дожди. Землянки заливало. Спали по очереди: надо было беспрерывно откачивать воду. Одежда не просыхала. Обсушиться, согреться негде. Кругом рыскают гитлеровцы, каждую минуту можно ожидать облаву, поэтому командир отряда запретил разводить костры.

…Шукшин лежал на нарах, накрывшись двумя одеялами и пальто. Его знобило, голова раскалывалась от нестерпимой боли. И ни на минуту не оставляли тревожные думы. Трис с Новоженовым отправились за канал, к Марченко. Должны были вернуться еще к вечеру, а уже утро, а их все нет. И Жеф куда-то пропал! Уже пятый день пошел, как уехал к Дядькину… Разведчики сообщили, что в район Мазайка переброшена новая эсэсовская часть. По всем дорогам курсируют сильно вооруженные патрули. «Обстановка дьявольски трудная», — думал Шукшин, ворочаясь под тяжелыми отсыревшими одеялами. — А выжидать не будешь. Легче не станет, нет».

В землянке с Шукшиным были Маринов, Трефилов и Чалов. Маринов, сидя на корточках у двери, черпал банкой воду и сердито басил:

— Зима называется… Льет и льет! Сдохнешь от этой проклятой сырости…

— Хреновина одна, а не зима, это верно, — отозвался Чалов. — Вот у нас, в Сибири, зима… Это действительно! Идешь — снег под ногами поет. Да! А солнце такое яркое, что глазам больно. Кругом снега, снега, чистые, белые… — Чалов мечтательно закрывает глаза. — Даже вот чувствую, как снегом, морозом пахнет… Хорошо! Одно слово, братцы, Россия…

Трефилов полулежит на нарах, жадно курит, о чем-то сосредоточенно думает: брови его насуплены, на лбу глубокие складки. Внезапно он приподнимается, поворачивает голову к Шукшину.

— Не спите, Константин Дмитриевич?

— Не сплю. — Шукшин откинул одеяло.

— Дай закурить!

Трефилов пересел к Шукшину, протянул пачку сигарет.

— Я вот о чем думаю, Константин Дмитриевич. Надо браться за крупные операции. Если уж бить, так со всего плеча. А то мы только людей растеряем, а настоящего дела не сделаем. Надо взять под контроль дороги. Мы должны знать о каждом воинском эшелоне, который тут пройдет. Надо налаживать разведку. Глубокую разведку…

— Виталий прав! — горячо проговорил Маринов, поднимаясь и отбрасывая в сторону консервную банку, которой он вычерпывал воду. — Уничтожить десяток вражеских солдат — это слишком незначительная помощь Красной Армий. Больше риска, чем результатов… Да, Виталий, дороги! В Бельгии густая сеть железных дорог, самая густая в мире. Важнейшие коммуникации врага… Идут эшелоны с войсками, с углем, с машинами, продовольствием, с оружием… Вот это будут ощутительные удары! И Дядькина на это надо нацеливать. Они там увлеклись террором, охотятся за гитлеровцами, а эшелоны идут…

— Это верно! — Шукшин поднялся, но сразу же схватился за голову — в глазах поплыли красные круги. — Вот черт, опять… — Он лег, минуту-другую лежал молча, закрыв глаза. Потом проговорил через силу — Мазайк — крупный узел. Если его взорвать — движение остановится надолго…

— Взорвать обязательно! — решительно сказал Трефилов. — Я продумал эту операцию. Нужно уничтожить водонапорную башню и мост. Но где достать взрывчатку? Много ее потребуется…

В землянке раздался тонкий металлический звон. Гирька три раза звякнула о стальной брус, висевший у входа. Это партизан с опушки леса передавал по проволочному «телеграфу», что к землянке идут люди. Три удара означали: «идут свои».

Трефилов вышел из землянки. Вернулся он вместе с Силиве и Трисом.

— А где Новоженов? — встревоженно спросил Шукшин.

— Ушел к своим ребятам, — ответил Силиве, сбрасывая сумку с патронами. — Его немного поцарапало…

— Как у Марченко? Все живы?

— Все! Они вчера засаду на шоссе устроили, а сегодня опять уходят туда, на дорогу…

— Правильно, Марченко! — Трефилов тряхнул буйно-волнистой шевелюрой. — Волков бояться — в лес не ходить… Ну, Силиве, какие новости у тебя? — Трефилов сел рядом с Силиве на нары.