В чужой стране

Лагерь-фюрер подал знак начальнику конвоя отправлять колонну и удалился. Зондер-фюрер Траксдорф, переводивший речь Виганда, задержался около пленных.

— Я же вам говорил. Вот! — Траксдорф сердито крутит свои длинные усы. — Надо выполнять порядок, а выслушаете этих цивилистов. Зачем вы слушаете этих цивилистов? («Цивилистами» зондер-фюрер называет бельгийских шахтеров). Я вам говорю, как отец, а вы не слушаете…

Начальник конвоя выкрикивает команду, и колонна молча, лениво трогается.

Драконовские меры, принятые гитлеровцами, возымели действие. Часть пленных продолжала упорствовать, саботировать добычу угля, а остальные начали работать. Диверсии почти совсем прекратились, добыча угля стала увеличиваться.

После работы к Шукшину подошел старший лейтенант Дубровский, работавший в соседней лаве.

— Как стемнеет, проберитесь за второй барак. В противовоздушной щели, ближней к проволоке…

Шукшин кивнул головой.

Ходить разрешалось по всему большому двору лагеря, поэтому Шукшину не стоило большого труда выйти за второй, самый крайний барак и скрыться в глубоком узком окопе. Такие окопы-щели на случай бомбежки были отрыты по всему лагерю: гитлеровцы берегли рабочую силу, нужда в которой сказывалась все острее.

В окопе ждали Тюрморезов, Дубровский, Базунов. Шукшин уже знал, что Дубровский и Базунов — старшие групп.

Тюрморезов смотрит в сторону часового, шагающего за проволокой по бетонной дорожке. В свете фонаря хорошо виден силуэт часового. Убедившись, что все спокойно, он садится на дно окопа.

— Расчет немцев оправдался. Вчера шахта дала угля на триста тонн больше…

— Голод не тетка, будешь работать, — зло сказал Дубровский. — И надсмотрщики… Их теперь вдвое больше. Бельгийцы боятся к нам подходить. Надо переждать, потом опять начнем…

— Чего ждать? — нетерпеливо перебил Базунов. — Надо идти на диверсии, такие диверсии, чтобы сразу… Они наступают, и мы должны наступать…

— Правильно, наступать! — сказал Тюрморезов. — И бить по самым чувствительным местам. Можно устроить такой обвал, что лава на неделю выйдет из строя. Стойки в забоях клиновые, выбиваются просто…

— Сделаем, беру на себя, — решительно проговорил Базунов.

— Да, сделаешь ты, — согласился Тюрморезов. Он хорошо знает Базунова, его волю и упорство. Это он в лагере под Лейпцигом проделывал проход в полосе проволочного заграждения, проделывал один, с вечера до рассвета резал ножницами толстую четырехгранную проволоку.

— Самое уязвимое место — воздух. Все двигатели работают на сжатом воздухе, — продолжал быстрым шепотом Тюрморезов. — Вывести из строя воздухопровод — вывести все…

— На сборку воздушных труб поставили Сипягина, — вполголоса проговорил Шукшин. — Парень надежный.

— Сипягин — в организации, — ответил Тюрморезов. — Передайте ему наше решение. В помощь Сипягину — Семенова и Гурьянова. Старший — Сипягин… На рештаках будет работать Яковлев. Он специалист по моторам. На рештаках надо рвать болтовые соединения. Немного отпустить болты, и все… Рештачные ключи, Шукшин, вам передаст Кесслер. Двигатели работают на сжатом воздухе. Если бы проникнуть в компрессорную! Она наверху. Как нам туда пробраться? Трудно!

— Надсмотрщиков надо убрать, — заговорил Дубровский. — Под землей хозяевами должны быть мы. Несколько гадов стукнем, остальные притихнут.

— Верно, — поддержал Шукшин.

— Действуйте! — согласился Тюрморезов. — Теперь о положении на фронте…

Тюрморезов передал сообщения советского и лондонского радио, рассказал о тревожных сводках германского командования. Все сообщения говорили о том, что немцам под Сталинградом приходится туго.

— Рассказывайте товарищам о борьбе, о подвигах Красной Армии. Сообщения Совинформбюро должны знать все… И еще. Надо воздействовать на тех, кто усердно работает на немцев. Надо, чтобы эти «ударники» почувствовали презрение товарищей.

— Мы это делаем, — ответил Шукшин. — Сегодня ребята чуть не убили одного, едва отнял…

— Все! — Тюрморезов поднялся, вгляделся в темноту, прислушался. — Уходить по одному…

* * *

В девятом забое с утра начались неполадки. Сначала порвались крепления на рештаке, потом отказал мотор. Только его пустили — пробило два воздушных шланга. Шеф-пурьон охрип от ругани.

— Я вам покажу, скоты, я вам покажу!..

Надсмотрщики тоже взбесились, пускают в ход кулаки.

Особенно старается рыжий верзила, который тенью ходит за шеф-пурьоном. Он только и ищет предлога придраться к русским. Но кто устраивает поломки? Никто из русских не замечен. И это еще больше злит гитлеровцев.

Бранясь, толкая всех, кто попадается на дороге, рыжий идет в штрек — шеф-пурьон велел ему принести шланги. Мимо него в тучах черной пыли промчался состав вагонеток с углем. Рыжий выругался, протер глаза и торопливо пошел дальше по мрачному, слабо освещенному штреку. Но не сделал он и десяти шагов, как споткнулся о каменную глыбу. Едва удержавшись на ногах, схватился рукой за стену. И в этот миг над его головой сверкнуло острие кирки. Гитлеровец упал поперек рельсов. А из-за поворота, наполняя штрек светом фар и грохотом, уже вырвался поезд с вагонетками.