«В чужих погонах»

Вечером, придя домой, в пустую, пропахшую сыростью комнату, Иван повесил шинель на гвоздик, вещмешок — в угол и, опустившись на грубую скамейку, задумался.

Неужели наступает мирная жизнь? Как-то не верилось. Слишком памятны были события последних месяцев. Разве забыть бой за Уфу, когда орудийным огнем с парохода поддерживали дивизию Чапаева? Или сражение под Архангельском, когда Иван командовал пешей разведкой и его ранило дважды? Потом, под Ямбургом, его рота попала в такой переплет... Не забыть и десятидневные бои под Курганом, где был разбит колчаковский «полк Иисуса Христа»...

А тут, говорят, председатель ревкома берет взятки. Со своих, с трудового народа...

Несмелый стук в дверь заставил его вздрогнуть.

— Входите! — крикнул Иван.

Порог переступила сухонькая пожилая женщина, повязанная цветным вылинявшим платком. Нерешительно остановилась посреди комнаты.

— Вы уж не сердитесь на дурную бабу, ежели я что не так... Вижу — приехали, начальник вроде...

— В чем дело? — спросил Иван, вставая.

— Я соседка ваша. Хозяйка избы, где живет этот... председатель ревкома. — Женщина подошла ближе, прижала руки к груди. — Помогите! Житья моего больше нету. Давеча сказал: ежели самогонки не принесу — застрелит. А где я ее возьму?..

Иван плотно надвинул на лоб фуражку.

— А ну, пойдем к твоему председателю.

Женщина испуганно заморгала.

— Нет, нет! Вы уж сами. Застрелит он меня!

— Ничего не будет, пойдем.

Дошли до ее избы. Еще со двора Иван услышал пьяную песню. Поднялся на крыльцо, распахнул дверь избы и остановился на пороге. В нос шибанул смешанный запах махорки, самогона, квашеной капусты. Посреди избы нетвердо стоял широкоплечий детина в расстегнутой гимнастерке. Всклокоченная шевелюра падала на мокрый лоб. Заметив хозяйку, которая пыталась спрятаться за спину соседа, детина гаркнул:

— Ну, где бутылка? Видишь, гость пришел.

В углу за печкой кто-то всхлипывал. Иван подошел к детине:

— Ты что же это людям житья не даешь?

— Что?.. — уставился на него тупой глаз.

Сашин приказал себе: «Спокойно, не срываться». И все же не смог совладать со своим голосом.

— Тебя кто к власти поставил? Новым мироедом хочешь стать? Да таких, как ты...

— Но-но! — угрожающе придвинулся к нему председатель ревкома. — Мне указывать! Вот какой ты гость! А ну, кажи мандат!

— Пьяным мандат не предъявляю. Я уполномоченный Чека.

Председатель мгновенно скис.

— Собирайся.

— Куда? — не понял тот.

— Ты арестован.

Рука председателя потянулась к карману, Иван перехватил ее, и через секунду наган был в его руке.

Председатель шел по улице, не смея поднять глаза. Прохожие, узнавая его, останавливались, шушукались. Удивительно всем было, что известный своим крутым нравом председатель идет под конвоем.

Сашин молча провел арестованного в приемную, сдал часовому, а сам вошел в кабинет председателя отдела ЧК.

Тот схватился за голову, когда Сашин доложил ему о происшествии:

— Что ты наделал! Да знаешь ли ты, какой это человек? Как он беляков крошил!..

— Может быть, — согласился Сашин. — Но у большевика всегда должны быть чистые руки.

Председатель пристально посмотрел на него.

— Ты прав. Хорошо, разберемся. Но смотри: если зря арестовал, худо тебе придется.

— Я это знаю.

...Дни проходили в работе. Ночи тоже были заняты работой. Стала уже забываться злополучная история с председателем ревкома. Жалобы тогда подтвердились, и дело передали в трибунал.

Как-то Сашина вызвали к председателю отдела ЧК. В кабинете сидел незнакомый человек с отвислыми казацкими усами. Глаза из-за круглых очков в тонкой оправе смотрели пытливо, изучающе. Потом в уголках их залучились веселые морщинки. Человек в очках обернулся к председателю:

— Так это тот самый герой, который обезглавил ваш ревком?

— Тот самый.

Человек в очках снова посмотрел на Сашина.

— Правильно, Иван Платонович, действовали! Правильно. А теперь пора в дорогу. Поедете в Тайшет. Там предстоит вам интересная работа.

Сашин помялся.

— Что, не хотите?

— Я поеду, куда прикажет партия. Но я не знаю, с кем говорю.

— Вот оно что! — незнакомец засмеялся. — Профессиональная привычка? Тоже правильно. Что ж, проверьте мандат.

Сашин взял бумагу. Первое, что увидел, — подпись: «В. Ульянов-Ленин». Второе — что предъявителем мандата является уполномоченный Совета труда и обороны Емельян Ярославский. Эту фамилию Иван слышал не раз.

Вопросов больше не было. Сашин готов был в дорогу. В любую минуту.

«Сердце зажми в кулак...»

За окном была ночь. Тайшет спал. А здесь, в просторной прокуренной избе, кипели страсти. Чубатый парень, сидевший в одной майке на чурбаке, цедил сквозь зубы:

— Мне эти хитрости очень даже не нравятся. На кой черт выряжаться? По мне — так пулемет на тачанку, маузер и бомбу в руки, и дело с концом. Чего с ними хитрить?

— Бывает и так, что тачанкой не возьмешь, — возразил товарищ постарше.

Другой засмеялся:

— Неужто, Паша, тебе неохота денек унтером походить?

— Да иди ты! — огрызнулся Паша, но все же своей работы не бросил: он пришивал к гимнастерке погоны.