В чреве кита

Я не помню, что на это ответил Матеос после того, как пришлось повторить для него вопрос, но точно помню, что во время рассказа тещи о своей запоздалой осенней любви я прекрасно понимал, что ее старческая сентиментальность привносит в эту романтическую историю изрядную долю выдумки, но Матеос не мог или не хотел возражать. И еще я вспоминаю охватившее меня чувство умиления. (По правде говоря, тогда я еще не до конца осознавал причину этого умиления, но сейчас она мне кажется очевидной. Невыносима сама мысль о том, что наша судьба не уникальна, что все происходящее в нашей жизни происходило также и с другими людьми и что мы лишь снова и снова участвуем в одних и тех же порядком потускневших приключениях. Поэтому в какой-то момент я ощутил подобие глубокой обиды и, быть может, почувствовал первые признаки грядущего упадка и разложения — своего рода зловещее предзнаменование — в том, что этот дряхлый старик, косоглазый и глухой, и женщина, измученная лихорадочной борьбой с подступающей старостью, проживают сейчас историю, являющую собой сумеречное отражение моих отношений с Клаудией.) Луиза, в свою очередь, воспользовалась первой же образовавшейся паузой в разговоре, чтобы опять утащить мать на кухню, и мы вновь остались наедине с Матеосом, окутанные тягостным молчанием, еще более гнетущим после недавнего щебета моей тещи. Матеос одним глотком осушил рюмку и поставил ее на стол, снова приняв покорно-выжидательную позу и блуждая взглядом где-то поверх моего плеча, точно так же, как он сидел до прихода дам. «И ты станешь таким же», — невольно подумал я. Эта идея настолько меня поразила, что на миг показалось, будто не я сам ее сформулировал, а продиктовал кто-то посторонний. Я вскочил, словно подброшенный пружиной, изобразил сердечную улыбку и под предлогом необходимости наполнить пустые рюмки вышел из гостиной.

Луиза с матерью разговаривали на кухне, а Конча тем временем с безразличным видом хлопотала у плиты. Было ясно, что я появился в самый неподходящий момент, потому что теща тут же обратилась ко мне за поддержкой.

— Будь добр, послушай минутку, Томас, — попросила она, хватая меня за плечо и преграждая путь к холодильнику.

Это не было просьбой, это был приказ. Я инстинктивно поднял руки, чтобы не разбить рюмки.

— Мама, оставь его в покое, — взмолилась Луиза. — Томас не имеет к этому ни малейшего отношения.

— Очень даже имеет. Разве он не член семьи?

«Никто не знает, надолго ли», — подумал я. Луиза устало кивнула, соглашаясь.

— Знаешь, о чем меня просит Луиза?

Вовсе не надо было быть гением, чтобы догадаться, но я промолчал.

— Чтобы я выставила Висенте из дома.

— Я тебе предложила перенести обед на другой раз, а вовсе не просила его выгонять.

— Вот это я и называю выгнать, — упорствовала теща. — Я его пригласила на обед, и никто еще отсюда голодным не уходил. Этого только не хватало! Кроме того, я хочу познакомить его со своими детьми.

— Зачем?

— Как это зачем? Чтобы он вас узнал. Потому что вы мои дети. А ты ставишь меня в неловкое положение, чтобы он увидел, как вас бесит, что ваша мать старается быть счастливой в последние дни своей жизни.

— Мама, пожалуйста, не надо мелодрамы.

— Я говорю то, что хочу. К тому же это правда: вас это действительно бесит.

Она обратила ко мне искаженное гневом лицо, пытаясь поймать мой взгляд.

— Конечно, вам хотелось бы, чтобы я целыми днями сидела взаперти дома, шила бы или, как идиотка, смотрела бы телевизор в окружении дряхлых стариков, которые только и умеют, что жаловаться на жизнь. Для этого нам и друг друга хватает, правда, Конча?

Конча в это время мыла салат под струей воды в раковине. Едва повернув голову, она переспросила:

— Что вы говорите, сеньорита?

— Ох, детка, ты совсем глухая.

— Простите, но я вот что скажу, — ответила Конча, закрутив кран и неторопливо повернувшись лицом к теще, — по-моему, единственный глухой здесь — это ваш жених.

— Не ревнуй, Конча, это глупо. Кроме того, — теща придвинулась поближе и заговорщически взяла ее под руку, — увидишь, ты скоро тоже себе кого-нибудь найдешь.

Конча пожала плечами, опять повернулась к нам спиной, открыла кран в раковине и заявила:

— Если это будет такой же, как жених сеньориты, то я предпочитаю оставаться одна, честно.

— Не понимаю, что плохого в Висенте, — продолжала настаивать моя теща, ничуть не задетая дерзостью Кончи. — Он хороший человек, воспитанный и ласковый. И влюблен в меня. Это же сразу видно, правда?

Все промолчали.

— Знаете, я вам скажу кое-что, хотя и не собиралась, — произнесла она, словно уступив всеобщему давлению, и тут же выдержала паузу, чтобы привлечь внимание аудитории, подобно тому как ведут себя адвокаты в кинофильмах: они всегда держат картинную паузу, за которой следует разоблачение, неоспоримо доказывающее невиновность их клиентов. Тщательно выговаривая слова, очевидно, продуманные заранее, она объяснила:

— Он просил моей руки.

Луиза распахнула глаза и улыбнулась, не разжимая губ, изо всех сил стараясь, чтобы зубы не скрипнули.

— Он просил… О чем он просил?

— Чтобы я вышла за него.