И катится премиальный вал. И шумы и звоны стоят – до угольного Тулеевграда, до оленного Ямала, до готового «рюхнуться» в новый искусственный «голодомор» несчастного Поволжья.
Вот созрел для наградных дел Пробка Степан. Силища. Трех аршин ростом. Ему бы в гвардии служить. Всюду заметен. Наградили!
Опять явление. На этот раз – Елизавета Воробей. Кто такая? Что написала Лиза? Вообще-то это не Лиза, а мужик – Елизавет.
Ублажили и Елизавет: меценат, обласканный елейным словом учредителей, мошну раскупорил. Кто? А сам Неуважай Корыто. Банкир с уклоном в сочинительство. Себе премийку прикупил, чтоб в кругу воротил похвалиться. Да что там! Горазд откупить номер столичного, даже самого распатриотичного журнала. Для своих нужд. Мол, знайте, уважайте! И уважают: «Надёжа ты наш, государь, масляна головка!»
Нынешняя картина маслом!
Озвучивать же «имена, адреса, явки» распорядителей наград ни
заграница, ни автор не берутся, оттого что, как не озвучивай, имена эти настигает ветер и относит в сторону Синайской пустыни, к берегам Мертвого моря. Правда, нейтральные к премиальным делам товарищи, крестясь на случайную часовню, уверяли, будто бы заправляет торжищем гоголевский капитан Копейкин, инвалид на деревянной ноге. Но – «Не трогать мужественного воина!» – раздавалось с Неба. И товарищи брались говорить (ближе к истине), что во главе сей канители – стихотворец средней руки, он же паркетный полковник, он же умело избежавший всех войн, с которых ровесники его возвращались – кто с орденом, кто на протезе.
Но, чу! Чиновники Красного и Белого чумов всея Ямала шепотом утверждают, что премии – тактическое прикрытие, паркетный полковник строит не просто куры, а планы, как умыкнуть губернаторскую дочку. С довеском приданого – каким-нибудь газоконденсатным промыслом…
Непредсказуемы дела твои, Господи!
Ветер истории колыхнул влево. Страна выбрала по Интернету «имя России». К ужасу цивилизаторов народ назвал Сталина. В канун 130-летней годовщины со дня рождения вождя. К отлитию общественной медали «И.В. Сталин». И! И кое-кто из тех, кто называл нас, русских патриотов, «краснокоричневыми» – за противостояние олигархическому режиму, теперь возжелал к демократической медальке «за служение» прибавить на грудь и «сталинскую». Показательно! Как и отметили в экспертной записке из Земли Санникова.
А что под Армизоном?
Да, озеро Черное. Хруст закостенелого камыша, как хруст костей фанатов «Спартака» под омоновскими дубинками. Сверкание глазных орбит – волки. Бисер отсветов – прибившаяся мелкота: зайчишки, лисы, хорьки, кроты, ворон с больным крылом, кабан затесался. Медведи приблудилась. Лезли наперевес с трехцветным флагом. Медведей побили ухватами шустрые лисы: мол, шатуны, из богатых берлог вылезли! Флаг у них отобрали, пусть сомнительный, но «общерасейский», а не как медвежий символ.
Лучше всех во тьме – кротам. Слепы! Людской мир стонет от чубайсовских реформ: территории кукуют без электричества. Летом так сияло: огнем брались леса, села, воинские склады. Дымы накрывали и обитателей Кремля. Но этот материал пока для огня неухватистый. Мужественные бойцы МЧС генерала армии Шойгу, вооруженные грозными велосипедными насосами, попутно кляня «тирана Сталина» за недостаточно-преступное обеспечение их шанцевым инструментом, боролись с огнем торфяников Подмосковья. А рядовой электорат вспоминал и пел старые песни:
– Ну, – опять клацнул зубами старый брянский волк, выщелкнув в волчьей шерсти пару породистых блох, не устрашенных и злым сибирским морозом. – Все готовы блюсти договор – не есть мясного?
– Все! – заликовали зайчишки, нянча во взволнованных лапах сладкие морковки. – Спасибо, болярин, спасибо, волкушко!
Ворон с больным крылом, выпускник еще советского ГПТУ №2, он знал наизусть стихи Вознесенского «Уберите Ленина с денег», добавил:
– Есть нестыковки… В татарских деревнях под Тюменью, в Ембаево, Тураево и Малой Каскаре, растет и уплотняется поголовье демократических баранов.
– Рахмат, – сказал старый брянский волк. – Пущай размножают и едят на своих рамазанах. Добрей будут! Сплетите побольше молельных ковриков. Где мастера – ремезы? За дело! Что еще?
– На Центральном рынке возник китаец, обученный странной речевке: «Лужу, стеклю, паяю, чиню презервативы!» – пискнул крот.
– Старая жись возвращается, – хрюкнул кабан.
– А на Солнечном рынке появились тушки мороженых гусей!- голодно облизнувшись, добавила по теме лиса, прибежавшая из глухих тавдинских болот – покрасоваться своей рыжей шубейкой.
– Не верти задом, Эрекция Ивановна, заметил лисе ворон с больным крылом. – Это не наши, австралийские. Эвон откуда везут! Но, полагаю, это охотники из Бердюжья ездят отстреливать там гусей?!
– Что еще говорят в Тюмени? – вопросительно похрюкал кабан.