В чистом поле: очерки, рассказы, стихи

…Осенью 69-го, «набрасывая» в нашем Союзе списки писателей и поэтов, которых мы хотели пригласить на планируемые летом 1970-го года первые Всесоюзные Дни советской литературы в Тюменской области, я попросил ответственного секретаря организации Константина Лагунова внести в этот список и Николая Рубцова.

Лагунов послал в Вологду приглашение поэту – и на планируемые Дни литературы, и, конкретно, на декабрьскую (1969 года) Неделю поэзии. Рубцов быстро откликнулся:

«Дорогой Константин Лагунов! Я получил Ваше письмо с приглашением на Неделю Тюменской поэзии. Благодарен Вам за это приглашение и отвечаю на него полным согласием. В таком случае держите меня, пожалуйста, в курсе дела, сообщайте, пожалуйста, конкретные шаги в этом направлении. Сердечный привет тюменским писателям и поэтам!

Николай Рубцов.

Мой адрес: г. Вологда, Писательская организация. 12. XI -69 г.»

Аккуратная наша секретарь-бухгалтер Зинаида Алексеевна Белова, как все входящие письма и документы, прибрала к месту (прибирала она в «компроматную папочку» даже письма чем-то возмущенных порой писательских жен!), «подшила» и письмо из Вологды.

По каким причинам приезд Рубцова в Тюмень в декабре 69-го и июле 70-го не произошел, не знаю. Приехав, возможно, встретился бы и со своим родным братом Альбертом, которого Николай много лет безуспешно искал, а тот тихо проживал в одной из деревень Уватского района. Не приехал в Тюмень наш Коля Рубцов. А вскоре (19 января 1971 года) погиб славный поэт…

Истинные почитатели таланта Николая Рубцова знали его стихи и при жизни, хотя издал небольшими тиражами он всего четыре тоненьких сборника. После трагической гибели его имя стало широко известным в России. Переиздали хорошими тиражами книги его стихов, вышли воспоминания друзей и почитателей, на родной Вологодчине поставили памятники прекрасному лирику. Николай Михайлович Рубцов стал в один ряд с выдающимися поэтическими именами Русской земли…

Связал свою подвижническую работу с именем Николая Рубцова наш северянин Сергей Лагерев, создав в Сургуте «Рубцовский центр». Впервые побывал я у Сергея, когда отмечалось шестидесятилетие Рубцова. Тогда и узнал Лагерев от меня, что мы приглашали поэта в те далекие времена в Тюмень, что «где-то, может быть, сохранился его ответ на наше приглашение». Хотя… как уверял меня однажды журналист и стихотворец Александр Гришин, работавший какое-то время консультантом в нашем Союзе писателей, мол, «письма Рубцова в старых бумагах писательской организации он не нашел…»

Рубцовский ответ в Тюмень «всплыл» вдруг через много лет – в газете «Тюменские известия» (15.05. 2004), где А. Гришин до своей ранней кончины (при главном редакторе «известий» Юрии Бакулине) заведовал, им же созданной, «апрелевского» толка, литературной страницей, резко позиционируясь с русскими патриотами. И вот известинская страница, эта коптильница демократии под названием «проталина», оповестила читающую публику, что письмо Рубцова хранится у них, а было оно якобы «обнаружено Гришиным в мусорной корзине Тюменской писательской организации». (Коптильница тиснула и копию письма Рубцова – ответ на наше давнее приглашение).

Ну, конечно! А куда же еще должны были бросить письмо поэта – «черносотенцы и шовинисты»?! В корзину! В мусор! А затем два десятилетия после убийства Рубцова, сумел этот «мусор» пролежать в корзине, ожидая «поисковика» – Гришина!

Про самого «поисковика» тут явно напрашиваются некоторые разъяснения. С моей «субъективной» колокольни. Как помню, как знаю.

Впервые возник Александр Гришин в Тюмени в начале семидесятых. Отрабатывал производственную студенческую практику в газете «Тюменская правда», где в ту пору и я служил. Заходит как- то к нам в отдел невысокий кудрявый юноша и просит меня – «Вот стихи пишу, можете посмотреть?» – «Давайте посмотрим!» – отвечаю. Юноша подает мне с десяток листков бумаги самых разнообразных расцветок. Смутился я даже: подумалось, что это какие-то конфетные или вафельные обертки! Но на каждом листке – машинописный текст столбиком. «Почему на разноцветной бумаге?» спросил я паренька. – «Ну как же… это ж стихи!».

Стихи студента четвертого курса престижного Ленинградского университета были грамотны, отточены по форме, но как-то не судьбоносны и «общи» тематически, не цеплялись за душу. Выделялось стихотворение о матери. Я сказал об этом Александру: «Вот о матери …очень неплохо…». На том и расстались. Он вышел. Кивнул сдержанно, но наглядно держа в себе внутреннее достоинство, может быть, еще какие-то мысли обо мне, не знаю…