Читаем В чекистской операции "Трест" полностью

— Пограничник все знает. Дайте ему номер того телефона, и в нужное время он позвонит. И о пропуске договоритесь, минуя бюро пропусков и общие коридоры.

Первое задание Мессинга было и странное и до смешного простое: последним вечерним поездом выехать в Сестрорецк и там, никем не замеченным, проникнуть в кабинет начальника пограничного отряда, оповещенного о моем приезде. Может быть, Мессинг хотел проверить, способен ли я хоть на такое?

Столь простые приемы я уже знал — жизнь научила и, конечно, Шидловский на курсах. Он, бывший начальник уголовной полиции Петербурга, читал нам захватывающе интересные лекции, особенно по таким вопросам, как словесный портрет, приемы наружного наблюдения, определение квалификации преступника по приемам злодеяний, опознание трупа и по ряду других.

В штабе отряда никаких трудностей не предвиделось. Комната дежурного на первом этаже, слева от входа, и через освещенное, обычно не занавешенное окно видно, там ли дежурный или отлучился для проверки внутреннего караула, а кабинет начальника отряда был первым на втором этаже. Значит, встреча со знакомыми грозила только при посадке в поезд, в вагоне или в пути со станции к штабу отряда.

Прежде чем идти на поезд, я снял фуражку и завернул ее в газету, воротник гимнастерки вывернул и, таким образом, оказался в распространенной одежде молодых мужчин тех лет.

В темном углу вокзала подождал отправления поезда и сел в вагон уже на ходу. В плохо освещенном вагоне забрался на верхнюю полку и лежал до самого Сестрорецка. Мучила совесть — почему я прямо не сказал Мессингу, что от этой противной задачи отказываюсь? Струсил? Нет, не в трусости тут дело.

Моя юность, как и юность моих сверстников, по времени совпала с наиболее суровым, спартанским периодом нашей революции. Жизнь понималась упрощенно, и мы — все, наверное, — ненавидели роскошь, не понимали различия между элементарным благополучием и награбленным богатством, искренне презирали обладателей украшений в виде серег, колец, губной помады, уже не говоря о людях, присваивающих общественное добро.

А тут мне контрабанду навязывают! Дудки! Буду тянуть, волынить, и Мессинг от меня сам откажется. Да, и все будет точно так, как он говорил. Он же сказал: «Не торопитесь и без моего ведома ничего не решайте». Пускай ждет!

Хорошо еще, что он строго-настрого приказал о моем особом задании никому не рассказывать. «Начальнику отряда, — сказал он, — что необходимо, мы сами расскажем». Уж очень я уважал нашего начальника Августа Петровича, и невыносимо стыдно было бы признаться ему, что я вовсе не намерен выполнять задания Мессинга и буду волынить…

<p>3</p>

А. П. Паэгле, несмотря на поздний час, оказался на месте, дружески принял меня и сказал, что о моем особом задании информирован и что именно он меня на эту работу рекомендовал. Добавил еще, что верит мне, верит в мои силы. Попробуй, скажи тут о своем намерения не выполнять задания, только тянуть время и волынить!

Приказ о моем возвращении на заставу был отдан еще днем, и, простившись, я сразу же пешком туда направился. Что мне, спортсмену, неполные десять километров. Я любил спорт, и по некоторым его видам — по прыжкам с места, например, или по бегу на восемьсот метров — приближался к союзным достижениям, мечтал об институте физической культуры.

Конец пути я шел по дозорной тропе по самому берегу и заметил, что по реке плывут бревна. Значит, лесосплав начался. Одно бревно остановил и посмотрел — клеймо финское. Обходя небольшой заливчик, образовавшийся вследствие весеннего паводка, я в кустарнике столкнулся с финским сплавщиком, с багром на плече идущим к реке из леса, как бы из нашего тыла. Финских бревен в этом заливчике не было, следовательно, он нарушил конвенцию, допускающую переход сплавщиков на территорию сопредельной страны только за приставшими к берегу бревнами. Его следовало задержать, но я не сделал этого. Заметив на глазу сплавщика бельмо, я узнал его: Косой, необычайно смелый контрабандист, проходивший по местному розыску. Помнил обязывающее требование Мессинга — «Не упускать лесосплава» и другое, не менее обязывающее — «Без моего ведома ничего не решайте».

В этих указаниях, столь ясных в кабинете, было непримиримое противоречие, значение которого я только тут, на берегу, понял и нередко ощущал в дальнейшем, особенно когда менялись обстоятельства. С какой радостью иной раз сказал бы: «Повремените, господа, пока я со своим начальником посоветуюсь!» Но реальная жизнь таких возможностей не предоставляет, и часто один у тебя советник — собственная совесть. И тут она подсказала решение — возможность исключительная, прими ответственность на себя! А там будь что будет!

С этим контрабандистом мы быстро договорились о завозе в Ленинград контрабандных товаров — как только я в городе покупателей найду и аванс получу для верности. Он же ассортимент предложил и сигнал для вызова его на встречу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии