Андрей мотнул головой.
— Трудности с дыханием? Его неожиданно перехватывает и так же неожиданно отпускает?
Кивнул.
— Плохие сны?
Андрей сделал странное движение ртом.
— Вообще никаких снов?
Помотал головой.
— Сны есть, но вы их не помните, только ощущение наутро — скверное?
Кивнул.
— Давно это?
— Чуть больше месяца. Костя же вам рассказал, верно?
Это хорошо, — осознаёт своё состояние, критика в порядке.
— Что-нибудь до этого было? Сопоставимое по силе шока?
— Почему вы спрашиваете?
— Потому что вы человек сильной психической конституции. От одного удара вы не плывете, нужна серия.
Андрей поднял глаза — очень светлые на загорелом лице — и ответил:
— Да. Было. Я не хочу об этом говорить. Сейчас. И вообще.
— Почему?
— Не вижу смысла. Вы не можете сделать так, чтобы того, что было, — опять не было. И наоборот.
Давидюк полез в карман, вынул блок рецептурных бланков и ручку.
— Не могу, — согласился он, заполняя графы. — Но я могу поспособствовать вашему физическому восстановлению. Сейчас вы очень напряжены и устали, это делу во вред. Вот я вам выписал один мягкий антидепрессант. Не бойтесь, зависимости не возникнет и ходить, улыбаясь всем встречным, вы тоже не будете. Немножко поддёрнем тонус, уберем нежелательную соматику. Через три недели, когда закончите курс — побеседуем снова. Если что-то пойдет не так — возникнет аллергия, какие-то неадекватные реакции — сразу же ко мне.
Он раскрыл планшетку, проставил на матрице бланка магнитную печать: лекарство было не из тех, что продаются как витамины.
— Спасибо, — сказал Андрей, протягивая руку к рецепту — но Костя первый выдёрнул его у врача и спрятал в карман.
— Я сам в аптеку зайду, — сказал он. — Кстати, как в конторе дела?
Андрей пожал плечами.
— Работяги работают. Мебель доставят послезавтра. Я могу идти?
Костя повторил его жест.
— Ты начальство. Ты решаешь, когда приходить, когда уходить.
Андрей криво усмехнулся, склонился к решеточке интеркома:
— Один капуччино, — и поднес к считывателю свою карточку. Считыватель пискнул и мигнул, подтверждая перевод денег.
— Хорошо, что ты напомнил мне, что я начальство, — он протянул к Косте руку. — Дай рецепт. Не нужно вытирать мне нос.
— Аптека через дом отсюда, — сказал Давидюк.
Андрей поблагодарил и ушёл. Костя, насупившись, смотрел в стол.
— Он прав, — Давидюк расплатился за свой заказ. — Не нужно так явно его беречь.
Они вышли на улицу. Давидюк сразу же свернул за угол, хотя могли пройти и по набережной. Не хотел, видимо, попадаться на глаза Энею.
— Вы, — спросил он, — в подземной железной дороге? Кто-то вроде аварийщиков?
— Почему вы так решили?
— Ну, это элементарно, Уотсон, — они уже покинули кафе, уже шли вдоль Мойки. — Начнём с того, что вы не хотели мне что-либо говорить, иначе как в ходе исповеди. Значит, дело серьёзней, чем врачебная тайна, которую я по требованию соответствующего учреждения раскрыть все-таки обязан. Затем я увидел Андрея. У него и у вас морской загар. Два месяца назад вы были в море, и то, что продаёте сейчас, — скорее всего, небольшое судно. Я попал?
Костя промолчал, но походка его изменилась — замедлилась, стала более тяжеловесной.
— Сначала я предположил несчастный случай на море, но, увидев Андрея и пожав ему руку, решил — нет. Это рука бойца-рукопашника, костяшки сбиты очень характерно. И уровень самоконтроля… Андрей, скорее всего, холерик — но очень крепко держащий себя в руках. В обычной жизни человеку совершенно незачем так обуздывать свой темперамент.
— Почему вы вдруг решили, что он холерик? — Костя ляпнул это просто чтобы выбить Давидюка из колеи, но тот выбивался не так просто.
— Рыбак рыбака видит издалека. Флегматик не пошёл бы на контакт, сангвиник поднялся бы сам, а меланхолик бы уже слёг. И Андрей не из-за фронтира. А будь он армейцем — им бы занимался специалист из ССО и не позволил бы ему довести себя до такого состояния. Учитывая вашу осторожность и недоговорки — вывод напросился сам собой.
— Вообще-то мы — охранная контора, — Костя за время своего священства хорошо овладел методом исландской правдивости. — Не рядовая. Специализируемся по высоким господам. Вы кое-что угадали, но… — он развел руками.
— Хорошо, пусть будет так — ведь исповедь еще не началась. Но как вы собираетесь рассказывать мне о том, что вас действительно гнетет, умалчивая о главном?
— Я не умалчиваю. Не беспокойтесь. Я не… — Костя осекся. Да, уж действительно гнетёт. Интересно, он это любому собеседнику мог бы ляпнуть — или только психологу? Или только коллеге?
— То есть, я… — он вздохнул. Владыка Роман может ошибаться, как все люди. Он мог ошибиться и в этом человеке. Но ему нужна исповедь, а Андрею — профессиональная помощь. — Давайте дойдем до вашего кабинета — и поговорим. Как хотите, так и поговорим.
Стены обклеены текущим законодательством. Холодильник расписан определением шантажа. Завтра Костя его смоет и каллиграфически, буковка в буковку, выпишет определение мошенничества. Открывать холодильник не хочется. Но там пиво…