— И что самое поганое — он все это делает так, что придраться-то и не к чему. Уголовщина — а доказать ничего и нельзя. Ну, я и решил — старинным методом Элиота Несса.[74] Это, конечно, страшное западло — я же половину собственной мэрии вместе с ним торпедировал, и себя заодно. А плевать. Больше терпеть его нельзя — иначе выйдет, что он прав.
— Я вас понял.
Да, все вышло на редкость удачно. Ему было о чём говорить с Фальковским, а Фальковскому было от чего нервничать. Все вышло на редкость удачно, а этот вице-мэр, то есть, бывший вице-мэр — человек, которого надо запомнить. Потому что если для него является аргументом то, что на него начнет лаять собственная собака… он может пригодиться в дело.
Габриэлян решил также, что теперь неудивительно, как это никто не подумал на Фальковского: подозрение в серийных убийствах было ну уж совершенно избыточным.
— С кем в этом городе мне ещё стоит встретиться? — спросил он.
Кислов призадумался.
— С Головатым и Бродским. Только ради Бога не говорите, что от меня — сразу закроются, как в бункере. Им же тоже нагорело. Они меня теперь видеть не могут. С остальными смысла нет — никто не верит, что с Фальковским, наконец, что-то сделают. Да, и этот налоговик, которого прислали по душу Фальковского — с ним. Я ж почему так Бондарева торопил — сдается мне, что мальчика уже покупают, так если бы материал в инфосети появился, ему бы ходу обратного уже не было.
— Хорошо, — кивнул Габриэлян и отпил ещё немного. — Знаете, в такой концентрации даже чай вреден для сердца.
— А мне стоит об этом беспокоиться? — поинтересовался Кислов.
— Теперь — да.
Если бы Кислов узнал, куда направился московский гость, он бы страшно удивился: арендованная «Лада-Ирбис» остановилась у Галереи, самого большого в городе центра виртуальных игрищ. Габриэлян заплатил за полуторачасовый сеанс «Дома кинжалов», сдал на хранение пальто и закрылся в кабинке.
Габриэлян рактивки не любил. Даже сюжетные. Ему все это напоминало старый анекдот про проститутку на пляже. В молодости, то бишь до окончания школы, он какое-то время очень плотно играл в бытовые — пытался наработать модели общения. Но быстро понял, что ему этот способ не годится.
Для тренировок игры тоже не годились — не чувствуешь ни тяжести оружия, ни тяжести своего тела, ни, что самое главное — боли. Слишком несерьёзно. А удобство аркадных игр как средства связи ему открыл Король, пользовавшийся этим способом в детстве. Прелесть ситуации заключалась в том, что кабинки были полностью звукоизолированы, а при удачной попытке открыть кабинку во время игры игрока выбрасывало из виртуального мира.
А поскольку на лекциях по конспирации об этих играх умолчали — Габриэлян сделал вывод, что значения им не придается. И, в общем-то, совершенно правильно: в виртуалии не назначишь встречу кому попало, а если и назначишь — он, скорее всего, не придёт, сметённый толпой монстров и любителей острых ощущений. Не одна игра должна быть пройдена вместе, командой, чтобы как сейчас назначить встречу в определенном месте, на определенном уровне, с уверенностью, что контактер пройдет туда и продержится там до твоего подхода.
Эту игрушку — всё ещё очень популярную — они облазили довольно плотно. Было у нее несколько параметров, делавших её особенно удобной — в частности, неизменные ландшафты уровней, позволявшие назначать встречу в точно заданном районе.
Интерфейс-модуль игры походил на японское сооружение для распятия, воткнутое в потолок. Габриэлян встал на его нижнюю распорку, продел ноги в тапочкообразные педали-считыватели, чуть попружинил в них, пробуя «ходить»; откинулся на опорный стержень спиной, крест-накрест через грудь пристегнулся, потом раскинул руки и влез в интерфейс-перчатки, закрепленные на верхней «перекладине» — упругой и гибкой, как китовый ус. Потянулся и опустил на голову шлем.
Перед глазами его предстала комната «в японском стиле». Знаток оного стиля обнаружил бы ту эклектичность, с которой неизбежно изображают японский интерьер европейцы — но игроки не придирались.
На столике лежали маски — мужские и женские. Возьмешь такую в руки — и в воздухе загорятся характеристики персонажа. Можно идти здоровенным «буддийским монахом» с неописуемым запасом силы и выносливости — но Габриэлян уже знал, что в порядке компенсации в следующих комнатах он обнаружит лишь самый примитивный деревянный доспех, а что-либо более продвинутое можно будет купить только за живые деньги. Можно идти очень быстрой и гибкой девушкой-ниндзя. Можно — самураем-мечником. Персонажем Габриэляна был мужчина-синоби, обоеручный боец с парными кодати.
Взяв и приложив к лицу знакомую маску — одежда сгенерировалась сама собой — он прошел в следующие двери (выбор сделан, сказала приятным женским голосом машина) и взял с вешалки-распорки лёгкий кожаный доспех скрытого ношения и широкую шляпу-амигасу с замаскированным стальным каркасом и лезвием по краю. Он не покупал доспехов за деньги. Принципиально.
В третьей комнате, где по стенам было развешано оружие, Габриэлян обзавелся любимой парой коротких мечей.