В час, когда взойдет луна

— А я-то думал — почему вы его не используете на акциях, — проговорил Игорь, растирая вправленное запястье. — А у вас, наверное, мораторий на оружие массового поражения.

— Угу, — сказал Эней. — Только снотворное рано или поздно кончается.

Он едва не потратил второй дротик на Стаха, упорно и матерно оплакивавшего над недвижным телом Хеллбоя свое недвижимое имущество.

— Да это уже не в первый раз. Проспится — сам поможет отстроиться. Давай свяжем его, что ли.

Пока связанный Хеллбой приходил в себя (Эней тем временем выдержал некоторое дипломатическое противостояние с гоблинами — они желали компенсировать себе моральный ущерб, пару раз пнув поверженного льва по яйцам), все спиртное в пределах базы было слито в выгребную яму, ключи от машин — спрятаны, а ботинки Хеллбоя — заброшены в море. Конечно, с Хеллбоя сталось бы босиком добраться до деревни — но это уже были проблемы аборигенов.

Затем вся компания отправилась спать. Предполагалось что до утра. Где-то через час Антона и Костю разбудил топот: по крыльцу как табун прогрохотал. Но когда явно поддавшийся греху гнева священник вылетел на улицу с ревом: «Ну, кого тут, трам-тарарам, ещё носит?!», на деревянной дорожке обнаружилось довольно большое семейство ежей, строем и в ногу направлявшееся куда-то в сторону залива.

Костя покурил, посетил клозет — чтобы не оказалось, что зря вставал — и, вернувшись в постель, обнаружил, что уснуть не может. Наконец-то начиналось то, ради чего он покинул деревню и напросился в команду. Завтра они должны выехать в Варшаву.

И ему было не по себе…

* * *

Лех Курась, псевдо Юпитер, вёл на удивление размеренную жизнь. Как «хозяин» транспортного узла, он был «на свету», то есть жил легально и даже по настоящим документам. Агентство по торговле недвижимостью было отличным самоокупающимся прикрытием: у Курася на балансе всё время находилось около полутора десятков пустых квартир в разных концах Европы. Квартиры ожидала перепродажа, и в них можно было поселить кого угодно на недолгий срок, а когда возникнет опасность — перебросить.

Всё поведение этого худощавого шатена сорока пяти лет сигналило: вот он я — чист, непорочен и весь на виду. Антон многого не знал о работе оперативников подполья — впрочем, работа оперативников СБ, наверное, ничем не отличалась. Но главное, чего он не предполагал — это непроходимой скуки. Они следили за Курасем несколько дней, выясняя его расписание, и это было все равно что несколько дней смотреть на часы, сверяя работу механизма. Рутина.

— Обычное средство борьбы с наблюдением, — сказал Эней, когда Антон ему пожаловался. — Для стационарников. Все свои нелегальные действия вписать в деловой день. Чтобы снаружи не разобрать было, что тут что — и есть ли вообще что-то. Ещё устоявшиеся привычки хороши. У Юпитера давно всё налажено — его текущие контакты мы так не засечем. Но для того, чтобы понять, что он задёргался, нужно знать, как он ведёт себя, когда не дергается.

Он подумал и добавил:

— Знаешь, как называется оперативник, который следует стандартным схемам? Мертвец. Точно так же называется оперативник, который стандартных схем не знает.

Но для того, чтобы понять, что сделает идеальный механизм, когда в него попадает песчинка, нужно было незаметно подсунуть в этот механизм датчик. С рабочим узлом связи оказалось просто: огромный офисный комплекс на Малаховской убирали в 7-30 и 19–30 две смены уборщиков. Жёлтую форму попросту купили в магазине спецодежды, эмблемы срисовали и под трафарет набили акриловой краской — если присмотреться, видно, что не термопечать, но кто будет присматриваться? В рабочее время офис не охранялся, так что Игорь с Антоном совершенно спокойно в утренние часы уборки зашли, поставили на стационарный узел связи микрофон и вышли. Труднее было прицепить «жука» самому Курасю: тот наверняка проверялся. В «кладе имени Ростбифа-Каспера» были подходящие «клопы» — достаточно слабые чтобы стандартные сканеры их попросту не заметили. Но такие «клопы» требовали, чтобы приемник находился очень близко. А главное — при тщательной проверке их все равно обнаруживали, поэтому подсадка непосредственно на Курася предполагала или снятие «клопа» в течение дня, или переход к решительным действиям в том же промежутке времени.

Сама подсадка прошла как по нотам: в кафе офисного комплекса, где господин Курась каждый день ровно с 16–40 до 17–00 то ли полдничал, то ли ужинал, в очередь к кассе за ним встал долговязый молодой человек, судя по надписям на цветастой майке — немецкий мототурист. Курась еще и рассчитаться не успел, как его пиджак оказался оборудован «жуком». Теперь оставалось только пролететь над гнездом и уронить туда кукушкино яйцо.