В борьбе за трон

– Э, будь что будет! – махнув рукой, воскликнул Генри Сэррей. – Днем раньше, днем позже – не все ли равно? Разве можно еще питать хоть какую-либо жажду жизни, когда она здесь не ценится ни во что!..

– Одумайтесь, сэр Генри!.. Ведь вы еще молоды!.. А разве не прекрасна жизнь в молодости?.. Тяжело сейчас, но не всегда же так будет!.. Не глядите на жизнь столь мрачно! Она и вам еще откроет свои радостные объятия! – воскликнула леди Килдар. – Умоляю вас, откажитесь от своего плана! Вспомните об отце, сестре, о своем мальчике-брате!..

В этот момент послышались звон шпор и звук тяжелых шагов, очевидно, взрослого человека и рядом с ними топот детских ног. В комнате появились лорд Уорвик в военных доспехах и рядом с ним мальчик, брат Генри Сэррея, Роберт.

– А, лорд Уорвик! – радостно промолвила леди Килдар. – Вы как нельзя кстати… И Роберт с вами? Это еще лучше!.. Быть может, вид брата, перед которым еще вся жизнь впереди, заставит одуматься этого безумца, – сказала девушка, указывая на Генри Сэррея, и затем передала лорду Уорвику весь свой разговор с пылким поэтом.

Холодный, спокойно-рассудительный Уорвик слушал девушку с насупленными бровями, а затем, обращаясь к Генри Сэррею, произнес:

– Граф Сэррей! Я всем сердцем понимаю, что вы до глубины души оскорблены последними событиями… Я понимаю ваш порыв, но должен остановить его… Вы знаете, что я не менее вас ненавижу этого тирана на троне, ввергнувшего в горе и несчастье свою жену – ту женщину, которую я когда-то любил… Помните мой рассказ после бала у Кранмера, когда мы шли с вами к несчастной Маргарите Мор?.. Но не пришло еще время, когда мы будем в силах отплатить Генриху за его тиранию… Однако мы добьемся своего… Вспомните, что говорила Маргарита о нем и его женах!.. Все это исполнилось, так отчего же не исполниться и тому, что она сказала о вас? Она сказала: «Ваши песни становятся все грустнее и горше, и последнюю из них поет ваша окровавленная голова». Что, если это так будет?.. Конечно, вы вольны делать с собою, что хотите…

– Я не боюсь ничего! – прервал Уорвика Генри Сэррей.

– Я знаю вас, – не слушая его, продолжал лорд, – но вы не вправе распоряжаться жизнью своего брата!.. Откажитесь от своего плана или вручите мне Роберта!.. Я намеревался проститься с вами, так как собираюсь уехать в свой Уорвик-кастл; но теперь я уеду не один… Я увезу с собою Роберта и думаю, что имею на это право в силу своей долголетней дружбы с вами… Поверьте, я сделаю из него человека, ценящего блага жизни больше, чем это делаете вы, и разбужу в нем такую же ненависть к Генриху Восьмому, какую питаю я сам против него и какой проникнуты вы… И тиран не уйдет от мести, если не нашей, то, по крайней мере, нашего младшего поколения… То, что, может быть, по воле судьбы, не удастся сделать нам, совершит оно, отплатив если не самому Генриху, то его потомству.

Генри Сэррей слушал лорда с видимым волнением; он, очевидно, колебался и не раз взглядывал на леди Килдар, как бы ища у нее решения своих сомнений. А она, нежно привлекши к себе Роберта, с затуманенными от слез глазами, в которых виднелось выражение мольбы, глядела на своего друга, словно побуждая его принять совет лорда Уорвика.

Наконец Генри Сэррей произнес:

– Хорошо! Я подчиняюсь вам; я скрою до поры до времени заготовленное мною орудие против Генриха… Буду надеяться, что придет время, когда мне судьба дозволит прибегнуть к нему! – Затем он обернулся к брату и, подозвав его к себе, сказал: – Роберт, ты поедешь в Уорвик-кастл! Стань настоящим мужчиной!.. Помни, что на тебя падает доля отмстить за позор Англии!

Он обнял брата и, повернувшись, вышел из комнаты. Леди Килдар проводила его взором, но не сказала ни слова. За Сэрреем тотчас же, простившись с молодой девушкой, пошел лорд Уорвик со своим новым воспитанником Робертом Говардом, графом Сэрреем.

II

В Уайт-холле, у того самого окна, откуда много десятилетий спустя Оливер Кромвель смотрел на казнь Карла I, сидела девушка лет тринадцати, с рыжевато-золотистыми волосами, с благородной, высокой фигурой и серьезным бледным лицом. При ней находилась дочь графа Килдара.

– Это пройдет! – шепотом промолвила дочь Анны Болейн, принцесса Елизавета Английская.

Бетси Килдар рыдала потихоньку, не будучи в силах скрыть свое горе, вызванное страшной казнью ее лучшего друга.

Да, Генри Говард, граф Сэррей, сложил свою голову на плахе.