В борьбе за смысл

Подобные вещи мы наблюдаем и в случаях наркомании. Если верить Стэнли Криппнеру, 100 процентов случаев наркоманий связаны с ощущением утраты смысла: на вопрос, все ли представляется им бессмысленным, 100 процентов наркоманов отвечали утвердительно. Моя диссертантка Бетти Лу Педелфорд, а также Шин и Фехтман, исследовавшие экзистенциальную фрустрацию, показали, что у наркоманов уровень ее более чем вдвое выше, чем в контрольной группе. И здесь понятно, почему Фрейзеру, возглавляющему в Калифорнии центр реабилитации наркоманов и применившему там логотерапию, удалось добиться 40-процентного излечения по сравнению с 11 процентами в среднем при традиционных методах лечения.

Наконец, в этой связи нельзя не упомянуть данные Блэка и Грегсона из Новой Зеландии, согласно которым уровень экзистенциальной фрустрации у преступников существенно выше среднего. Соответственно, Барберу, занимавшемуся логотерапией с несовершеннолетними преступниками, помещенными в его калифорнийский реаби-литационный центр, удалось, снизить процент рецидивов с обычных 40 до 17. Рискнем теперь сделать еще один шаг и распространить наши соображения и рассуждения на масштаб всей планеты. Спросим себя, не нужна ли подобная переориентация также и в области исследований проблем мира. По сути, эта область уже давно жестко завязана на проблематику агрессивных потенциалов, и никто пока еще не осмелился выйти в человеческое измерение. А между прочим, именно войдя в то измерение, где существуют собственно человеческие проявления-туда, где мы только и можем встретиться с такими феноменами, как стремление к смыслу,-можно, по всей видимости, установить, что в конечном счете именно фрустрация этого стремления к смыслу, экзистенциальная фрустрация и распространяющееся все шире ощущение бессмысленности поддерживают (подчеркиваем: не у животных, а у человека, на человеческом уровне!) агрессивность, если вообще не являются ее причиной.

В пространстве собственно человеческих проявлений попросту не существует агрессии, которая, присутствуя в определенном "количестве", давит на клапан и заставляет меня, ее "беспомощную жертву", искать глазами какие-нибудь объекты, на которые я мог бы ее направить. Как бы агрессия ни преобразовывалась на биологическом уровне и ни укоренялась на психологическом, на человеческом уровне она у меня исчезает, она у меня "прорастает" (в гегелевском смысле) во что-то совсем иное. На человеческом уровне я ненавижу. А ненависть в отличие от агрессии интенционально направлена на нечто, что я ненавижу.

Ненависть и любовь-это человеческие проявления, поскольку они интенциональны, поскольку человек, ненавидящий что-либо или любящий кого-либо, имеет для этого основания. Речь идет именно об основании, а не о причине-психологической или биологической,-которая "из-за его спины" или "через его голову" порождает агрессивность и сексуальность. С биологической причиной мы сталкиваемся, например, в эксперименте В. Р. Хесса, которому с помощью электродов, вживленных в подкорковые мозговые центры кошки, удавалось вызывать у нее вспышки ярости.

Как несправедливы были бы мы к борцам Сопротивления против национал-социализма, если бы стали рассматривать их как жертв собственных "агрессивных потенциалов", которые лишь более или менее случайно оказались направлены против Адольфа Гитлера. Объектом их борьбы был не он, а именно национал-социализм как система. Они противостояли не человеку, а делу. И ведь, по сути, лишь тогда, когда мы в состоянии стать "деловыми" именно в этом смысле, мы становимся по-настоящему человечными, тогда, когда эта направленность на дело дает нам силы не только жить, но и умереть ради него.

До тех пор, пока исследования проблем мира будут заниматься лишь интерпретацией субчеловеческого феномена "агрессия" и не будут анализировать человеческий феномен "ненависть", они обречены на бесплодие. Человек не перестанет ненавидеть, если ему внушить, что им владеют некие механизмы и импульсы. Этот фатализм связан с непониманием того, что, когда я веду себя агрессивно, дело не в механизмах и импульсах, которые могут во мне быть, а в том, что лично я ненавижу и что на мне лежит не вина за это, а лишь ответственность.

Следует сказать о якобы имеющейся возможности канализировать и сублимировать "агрессивные потенциалы". Мы, психологи, могли бы показать, как агрессивность, которую якобы можно переключить на безвредные объекты-например, на телеэкран,-в действительности лишь подкрепляется этим и, подобно рефлексу, еще сильнее закрепляется.