В благородном семействе

— А… а мистер… а на втором этаже, — спросила Каролина, — ничего не говорили?

— Как это ничего! Веселый он господин, этот Брэндон, право слово! Когда я на другое утро подавала ему завтрак, он стал меня расспрашивать о лоцмане Симсе и что-де Симс, хе-хе, получил с меня за воротник и брошку!

Бекки, надо сказать, очень верно передала свой разговор с мистером Брэндоном; все происшедшее чрезвычайно его позабавило, и в письме к своему другу виконту он дал обстоятельный юмористический отчет о нравах и обычаях туземцев, обитающих на острове Танет.

И вот, когда страсть мистера Фитча достигла полноты развития — то есть в той мере, в какой она проявляла себя вздохами и влюбленными взглядами, — в поведении мистера Брэндона проявился дух соперничества, которым недаром славятся мои соплеменники. Хотя Каролина в тайниках своего глупенького сердца возвела его в божество, в чудесного сказочного принца, который должен вызволить ее из горестного плена, она ни разу ни словом ни делом не дала мистеру Брэндону знать о своей склонности к нему, но, напротив того, с врожденной скромностью избегала его теперь более старательно, чем раньше. Он же и вовсе о ней не помышлял. Как мог бы такой Юпитер, как мистер Брэндон, С заоблачной вершины своего великосветского Олимпа уронить взор на такое ничтожное и робкое создание, как бедная маленькая Каролина Ганн? Подумав в день приезда, что она не лишена приятности, он затем, вплоть до того званого обеда, не удостоил ее больше ни единого помысла; и только после, обозленный поведением барышень Макарти, он стал подумывать, что было бы неплохо пробудить в них ревность и досаду.

"Какие-то грубые твари с дурацкой ухмылкой на рожах и противными своими кавалерами, со всякими Бобби Смитами и Джекки Джонсами, смеют смотреть на меня сверху вниз — на меня, на джентльмена и знаменитого mangeur de coeurs [18] — на умного, светского человека из благородной семьи! Вот бы отомстить им! Какую придумать обиду, чтоб она их побольней задела?"

Удивительно, до чего может дойти человек в своей злобе. Дело в том, что мистер Брэндон уже давно старался нанести девицам злую обиду, потому что с самого начала, еще на заре их знакомства, как мы с прискорбием должны признать, у него сложилось твердое намерение погубить одну из них — ту или другую. И когда благосклонное это намерение разбилось о холодность и безразличие девиц, он тут же вообразил, что они его жестоко оскорбили, и стал прикидывать, каким бы способом им отомстить.

Касаться этого предмета следует, конечно, деликатно, так как наш век, по крайней мере на словах, стал удивительно нравственным и даже слышать не желает о таких вещах. Но природа человеческая, насколько я мог ее изучить, не слишком изменилась за одно столетие — со времен, когда Ричардсон писал свои романы, а Хогарт свои полотна. Развратные Ловласы встречаются, сударыни, и ныне, как тогда, когда не почиталось зазорным разоблачать подлецов; а потому мы просим извинить нас за упоминание, что они существуют. Наши светские повесы еще нередко совершают roueries [19], подобные той, что задумал мистер Брэндон, и не только что не видят греха в amourettes [20], но даже готовы ими похваляться, особенно если их жертва — девушка простого звания. Если бы Брэндон преуспел в задуманном, все его друзья (так высоко нравственное состояние нашей британской молодежи) объявили бы его обаятельным счастливцем — да и сам он был бы о себе того же мнения; и совесть, я уверен, ни разу ни одним напоминанием не укорила бы его за совершенный им подлый поступок. Мужчина разрешил себе эту предельную гнусность — обманывать женщину. Когда мы примем во внимание, как он пользуется созданными им для себя привилегиями, пожалуй, и впрямь начнешь сочувствовать поборникам женского равноправия, указывающим на эту чудовищную несправедливость. Мы читали о несчастной женщине древних времен, которую набожные фарисеи требовали немедленно побить камнями; по мы не слышали, чтобы они поднимали вопль против мужчины, соучастника в ее преступлении. Где был он? Наверно, весело, с легкой душой, попивал в кругу друзей, угощая собутыльников рассказом о своей победе.

Итак, почитая себя обиженным, мистер Брэндон жаждал мести. Как ему отплатить дерзким девчонкам за то, что они пренебрегли его ухаживанием? "Pardi! [21] — сказал он. — Просто, чтоб наказать их наглость и заносчивость, я готов всерьез приударить за их сестрой".

Все же некоторое время он не снисходил до исполнения своей угрозы. Такой орел, как Брэндон, не ринется вниз из-за горних своих облаков лишь затем, чтоб ухватить мелкую мошку и снова взмыть в поднебесье, довольствуясь столь незавидной добычей. Словом, он ни разу не уделил мисс Каролине хотя бы мимолетной мысли, пока не развернулись дальнейшие события, побудив великого человека увидеть в ней предмет, достойный все-таки его внимания.

Бурная страсть, неожиданно проявленная художником Фитчем к бедной маленькой Каролине, и была тем, что подвигло Брэндона приступить к действию.