Читаем В благородном семействе полностью

Между тем как мисс Каролина невинно отдавалась своему влечению к блистательному съемщику второго этажа, случилось так, что к ней воспылал романтической страстью наниматель третьего. Изо дня в день на протяжении двух недель прообедав за одним столом со всем их семейством и проведя немало вечеров с миссис Ганн и молодыми девицами, мистер Фитч, как ни туго он соображал, начал понимать, что ежевечерние обвинительные речи против бедной Каролины не могли соответствовать истине. "Как же так, — раздумывал он про себя. — Во вторник старая леди сказала, что дочка сведет ее в могилу, потому что кухарка недоварила картошку. В среду она сказала, что Каролина — убийца, потому что сама же никак не могла найти свой наперсток. В четверг она клянется, что Каролина забыла бога, потому что пара старых шелковых чулок осталась незаштопанной. А этого не может быть, — премудро рассудил Фитч. Ни одна девушка не становится убийцей через то, что ее маменька не может найти свой наперсток. Если женщина колотит взрослую дочку по спине — да еще при посторонних — за такую мелочь, как пара старых чулок, то, уж конечно, никак не может быть, чтоб она говорила правду". И первое его впечатление, враждебное Каролине, постепенно стиралось. Когда же оно стерлось вовсе, его душой овладела жалость (а мы знаем, чему жалость сродни) и с нею вместе ненависть к угнетателям милого создания.

В итоге через шесть коротких недель после появления двух джентльменов список наших главных dramatis personae [15] предстает нам в следующем виде:

Каролина — невинная девушка, влюбленная в Брэндона. Фитч — знаменитый художник, полувлюбленный в Каролину. Брэндон — молодой джентльмен, влюбленный в самого себя.

Поначалу мистер Брэндон с редким постоянством сопутствовал барышням Макарти в их прогулках, и те не без удовольствия принимали его ухаживание; но он обнаружил, что слишком уж много маргетских кавалеров, заурядных, некрасивых пошляков, вечно увиваются за его дамами и любезничают с ними неизмеримо успешней него. На этих господ Брэндон смотрел с превеликим презрением; они же в ответ ненавидели его от всей души. Вскоре и девицы пришли к тому же: его надменная манера, хотя вполне свободная и дерзкая, не была и вполовину так приятна им, как шутки Джонса или веселое дурачество Смита; и очень скоро сестры дали ему понять, что без него они чувствуют себя куда лучше.

— Дамы, ваш покорный слуга! — услышал он возглас Боба Смита, когда этот маленький торговец галантереей подлетел к парадному, откуда они выходили. Солнышко пригрело, лавка опустела; если вы на прогулку, я ваш спутник.

И мисс Линда с мисс Беллой с двух сторон взяли под руку мистера Смита и поплыли по улице.

— Я рад, что с вами нет этого важного господина со стеклянным глазом, сказал мистер Смит. — Сроду не видал такой невоспитанной и надменной скотины.

— Вот именно! — говорит Белла.

— Тише вы! — говорит Линда.

В эту минуту "важный господин со стеклянным глазом" стоял у окна второго этажа, покуривая свою неизменную сигару, и его монокль был нацелен на дам, которым он и отвесил нижайший поклон. Можно представить себе, как они после этого стали ему милы и каким взглядом смерил он мистера Боба Смита, когда встретил его в следующий раз: у мистера Боба так затрепетало сердце, что потом весь день не унималось; и он поторопился в город по делам.

Однако потребность общения сильнее даже гордости; и великий мистер Брэндон временами бывал рад-радешенек спуститься со своей высоты и пообщаться с вульгарными людьми, в чьем доме" он был жильцом. Но, как мы говорили, он это делал всегда с видом особого снисхождения, давая присутствующим понять, какую великую честь он им оказывает.

И вот однажды он был так необычайно любезен, что принял приглашение первого этажа, переданное ему в коридоре мистером Джеймсом Ганном, сказавшим, что, мол, больно видеть, как джентльмен ест от субботы до субботы одни лишь бараньи котлеты; и если мистер Брэндон не против познакомиться с самым что ни на есть чертовски славным малым, его другом Свигби, человеком, который держит собственный выезд и имеет на расходы пять сотен в год; и если его соблазнит сочный кусочек, вырезанный из наилучшего свиного окорока, в какой когда-либо вонзался нож (хоть не ему бы это говорить!), то они сегодня обедают ровно в три, и миссис Г. с дочерьми будут весьма польщены, если он почтит их своим обществом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература