В бесшумном полете гналась я за ним

— Да уж наверно… — сказала Каролина, но в ее голосе прозвучала нотка сомнения. Дело в том, что примерно раз в год Джо вдруг проникался ненавистью к одному лишь виду своей пишущей машинки «Оливетти» и вставленному в нее чистому листу бумаги. Тогда он ходил по комнатам и планировал написание потрясающего эпохального шедевра. Обычно это продолжалось неделю-две и заканчивалось неожиданным заказом билетов на борт одного из судов или самолетов, направляющихся в экзотические страны. Джо возвращался оттуда загоревший, веселый и примирившийся с судьбой. Снова звонили издатели, и снова он садился описывать приключения героя, которым был он сам. Кроме того, тогда обычно звонил или заходил Бенжамин Паркер, поскольку в таком большом городе, как Лондон, люди непрерывно умирают по необъяснимым причинам либо попросту гибнут от рук неизвестных убийц. И тогда Джо исчезал из поля зрения, чтобы потом вынырнуть на свет Божий, как комета в сопровождении толпы репортеров и фотографов, составляющих ее хвост. Джо Алекса любила пресса, любила его и публика. А поскольку он писал много, его популярность росла с каждым годом. Каролина не думала, что в этой ситуации он был бы в состоянии оставить свой образ жизни ради борьбы куда более трудной, чем поединок даже с необыкновенно ловким преступником. Хоть она и верила в то, что Алекс мог бы стать писателем большого формата, ей трудно было вообразить, что он найдет в себе достаточно силы воли для создания хотя бы одной книги, которую мог бы подписать своей настоящей фамилией. «Джо Алекс» — это, конечно, псевдоним, под которым его знали читатели, полицейские и преступники. Его настоящую фамилию знал Паркер, который прошел всю войну вместе с Алексом на борту ночного бомбардировщика, ежесуточно совершавшего налеты на Германию. Знала ее и Каролина, хотя никогда не была на борту ни одного бомбардировщика. И все же Каролина категорически не хотела выходить замуж за этого удивительного человека, несмотря на то, что любила его настоящей, совершенно искренней любовью уже не один год. В Джо Алексе было что-то неуловимое, но настолько неестественное, что ей порой казалось, будто он непрерывно играет роль в каком-то непонятном спектакле, начала, середины и конца которого он не знает, но знает, что в определенных ситуациях невидимый режиссер велит ему вести себя особым, точно определенным образом. Она не понимала всего, и это ее пугало. Быть может, именно поэтому она прятала свой страх под пренебрежением к его профессии автора детективных произведений. Сама она была одним из ведущих молодых британских археологов и знала, что все предрекают ей большое научное будущее. Однако бывали моменты, когда девушка вместе со всеми своими серьезными научными интересами казалась самой себе до смешного маленькой, незначительной, а этот мужчина, который на первый взгляд ничем серьезно не интересовался, трудился лишь тогда, когда ему самому хотелось, выполняя при этом работу, которая его совершенно не интересовала (она верила Джо, когда тот утверждал, что пишет детективы только ради денег), — и вот этот мужчина в такие моменты казался ей более правдивым, настоящим и глубоким, чем она сама. И может, именно поэтому боялась, что в один прекрасный день Джо небрежным жестом подаст ей рукопись, которая окажется литературным шедевром эпохи. Для этого у него были все данные: прекрасно знал жизнь, был невероятно умен, а скорость сопоставления фактов и концепций позволяла ему с поразительной легкостью раскрывать мрачные тайны, перед лицом которых Скотленд-Ярд вместе со всем своим могущественным научным потенциалом и тысячами сотрудников оказывался беспомощным, как ребенок. Каролина подсознательно боялась такой минуты, потому что знала: тогда она выйдет за него замуж и будет… несчастлива.

— Я думаю, — сказала она, — такой домик подойдет для серьезной литературной работы гораздо лучше, чем квартира в центре города, но не уверена, что ты до сих пор не написал ничего серьезного лишь потому, что у тебя не было домика с садиком.

— Ну конечно нет! Я до сих пор не написал ничего серьезного, потому что… — Джо замялся, — просто потому, что еще не подошло время… Мне трудно это объяснить…

— А теперь чувствуешь, что это время подошло?

— Да.

— Ты уверен?

— Да.

Каролина помолчала, потом подняла голову.

— Ну что ж — я всем сердцем с тобой. Но пару минут назад ты сказал, что прочтешь нам свою последнюю детективную повесть. Она… Она что — действительно будет последней? То есть, ты больше не будешь писать произведений этого рода?