В башне из лобной кости

«Всегда ли так было? Или что-то нарушилось в мировом порядке, в ходе вещей, что стали появляться люди-перекидчики? Или это исключительная прерогатива нашего родимого болота? – задает автор вопросы себе и нам. – И нынешние эксперты в науке, в экономике, в политике могут оказаться теми же перекидчиками, а то, о чем с солидностью рассуждают, – параноидальным бредом, навязываемым нам, простодушным». Ответа нет. «Люди перекидываются, и времена перекидываются, суть едва ли меняется».

В результате перед нами «подвиг разведчика» – навыворот. Можно говорить об этом с сарказмом. Но автору не до смеха. То ощущение пресса, под который угодила журналистка, передано и в ее прозе.

Точка в романе была поставлена 17 февраля 2007 года. А ровно через десять дней у нее сгорела дача, отчий дом, доставшийся от родителей. «Сдвинутая реальность» как художественный принцип, заявленный в романе, и реальность как реальность странным образом смыкаются. Плата, которую писатель платит за написанное, реально оказывается высока.

Этот пожар Кучкина оставляет за пределами книги. Не в последнюю очередь, возможно, потому, что один пожар в книге уже сочинен: после смерти героя сгорает его мастерская. Там находились его архивы, та потаенная работа, над которой он трудился много лет, почти никому не показывая.

Если и тут соотнести художественный вымысел с творчеством прототипа, то следует предположить, что имеется в виду последний неопубликованный роман Богомолова. По отрывкам, появлявшимся в разных изданиях, можно судить, что он был посвящен последним дням войны, взятию Берлина и насилию, которое творили освободители над населением…

Но здесь мы вступаем на зыбкую почву предположений и оставляем эту тему еще и по той причине, что на самом деле никакие гипотезы, соображения и суждения не могут дать однозначного ответа относительно прототипа романа. Что придает – вот парадокс искусства! – полноту и неисчерпаемость самому произведению.

Нет, герой его – не Владимир Богомолов, о котором Ольга Кучкина пишет специальную статью «”Момент истины” Владимира Богомолова», опубликованную в первом номере журнала «Нева» за 2006 год (http://magazines.russ.ru/neva/2006/1/ku19.html), где и излагает основные вехи этой истории.

Герой романа «В башне из лобной кости» – все-таки «знаменитый художник-фронтовик Василий Окоемов», человек, лишь похожий на того, о ком мы говорили, но понять не смогли. Какой-то проект «автобиографии вымышленного героя», а не человек, живший рядом с нами. Загадка, тайна и, в общем, – невероятно благодарная фигура для художественного повествования.

Писатель Ольга Кучкина в полной мере воспользовалась возможностью, предоставленной ей как журналисту. Теперь перед нами полноценная романная проза, воздействие которой на читателя вполне сравнимо с тем самым, главным произведением угаданного прототипа.

Все есть в этой книге: таинственный герой, слежка за автором, угрозы и опасности, экзистенциально-детективный сюжет, который невозможно разгадать и понять – в принципе. Писатель позволяет себе странный поступок – почти что проступок. Бросает «детективный» пласт, развивавшийся в параллель с другим пластом, «жизненным», в пользу последнего. Как будто говоря нам: неважно, что это было, потому что важно совсем другое, и то, что вы, читатель, прошли со мной весь путь, – именно это вас обогатило, а не ответ на вопрос «кто убил». Редко когда такое сходится. Здесь сошлось. Поздравим автора с невероятным успехом.

Настоящее признание момента ее истины еще впереди.

Игорь Шевелев

В башне из лобной кости

От автора

Все происходило.

Все происходило нигде.

Все происходило в башне из лобной кости.

Мои фантомы. Мои фантомные боли.

Как происходит у всех у вас с вашими фантомными болями.

1

Позвонил Толя с дачи:

– Милка уходит.

Оранжевая глазунья из одного яйца поджаривалась на неохватной сковороде. Белок размазало волокнами. Желток сиял. Пейзаж предвещал погоду на завтра. Все от всех уходят. Хорошо говорить, когда от тебя ушли давно, годы тому. Тогда твой опыт сродни философскому. Что, в свою очередь, сродни бессильному. Ничего не поделать. Пройденный материал был и быльем порос, и пеплом присыпан. А когда живьем лезешь на стенку и бьешь в нее кулаком, чтобы перебить то, что нельзя перебить, с силой, от которой кости в пясти дробятся, тогда все слова – посторонние, ноль, пустое место и ничего, кроме глухой тоски и злости, не вызывают, мне-то известно.

Надо ехать.

Чужие дела лезли и путались под ногами, отменяя собственные и притворяясь ими.

Стояла осень.

2