В августе сорок второго (СИ)

— Пока что скажу, что ваше самоубийство ничего не решит: ваших жену и сына уже арестовали и отправили в концлагерь. Правда, это не Дахау, это Заксенхаузен, но ничего хорошего им не светит. И ваше самоубийство могло их спасти, но до того, как ваша армия сложила оружие.

— Откуда вы знаете?

— Я же сказал вам свою должность, так что положение обязывает…

— Что вы хотите от меня добиться? — а вот это уже начало конструктива.

— Скажите, господин фельдмаршал, почему вы приказали сложить оружие?

— Потому что больше не имело смысла сопротивляться. Я постарался спасти тысячи жизней немцев. Вижу, что свою и своей семьи не удалось. Очень жаль. За всё надо платить.

— Значит, судьба Германии для вас не пустой звук? Вам ведь интересно, что будет с вашей страной после нашей победы?

— Вы так уверены в этом?

— Абсолютно. Всё решится за год, не более. Но я не про это. Вам интересно, что будет с Германией?

— Чисто теоретически. Вы отнимаете у меня время, но я обещал вас выслушать. Так что…

— По поводу времени вы не правы. Оно есть, пока и вы есть, а «потом» его уже не будет. Но это так, к слову пришлось. Есть два пути развития Германии: один предложен нашими союзниками, второй — нами. Ознакомьтесь с этими двумя документами. Первый — это перехват переговоров между представителем премьер-министра Великобритании и президента США. А это — предложение СССР. По поводу союзников — у нас есть запись этого разговора, насколько знаю, вы сможете разобрать английскую речь, так что могу дать вам ее прослушать.

— Это лишнее, достаточно протокола.

Роммель начал бегло читать документ, переведенный на немецкий буквально позавчера. Вот тут его лицо вытянулось и стало выражать абсолютное недоумение.

— А французы тут при чем? Еще скажите, что и полякам достанется кусок Германии!

И новоявленный фельдмаршал фыркнул, выражая крайнее недоумение.

— Вы не дочитали: полякам предлагают отдать Восточную Пруссию в качестве компенсации, вот только не они ее взяли, не им и владеть. А французы… Чем на большее число государств разделить после войны Германию, тем меньше достанется СССР.

— А американцы? Они тут при чем?

— Они станут причём, как только мы войдем на территорию Рейха, преодолев польские кресы. Тогда американцы постараются «освободить» Францию, вместе с союзниками — британцами, вместо которых сражаются поляки, канадцы и австралийцы. Оккупационные войска, запрет на армию и флот, небольшие полицейские силы с легким вооружением — и перспектива четырех-пяти германских государств на месте Рейха.

— И что предлагаете вы? — Роммель углубился в чтение второго документа.

— Мы хотим иметь союзную Германию. Единую Германию, хочу вам заметить. Нам нужна экономическая мощь вашей страны. И нам нужно, чтобы европейский фланг нашего общего блока защищала сильная союзная нам армия. Вот и всё. Мы не собираемся устанавливать в стране социализм и забирать собственность у ваших бюргеров. Денацификация будет и очень жесткая. Но страна, ваша страна — состоится. Поэтому военнопленным мы обеспечим более-менее приемлемые условия содержания, хотя в восстановлении наших городов они примут посильное участие. Так что большинство немцев, сдавшихся в плен, вернутся домой.

— Звучит слишком фантастично.

— Я готов организовать вам встречу с двумя людьми. У одного достаточно полномочий, чтобы подтвердить план создания Новой Германии, второй расскажет вам некоторые подноготные нюансы действий вашего фюрера. Я знаю, что трудно разочаровываться в кумире, но…

— Хм… И зачем вам я?

— А это уже вторая часть разговора. — отвечаю, пряча в кобуру пистолет, который Роммель аккуратно подвинул ко мне.

[1] В РИ попал в плен под Вязьмой во время Битвы под Москвой

[2] Сталино — теперь Донецк

[3] В РИ погиб в первые дни войны

[4] В отличии от РККА, Вермахт транспортировал апельсины, ой! бензин бочками.

[5] Во время Сталинградской битвы Паулюс в сутки использовал один эшелон снарядов полностью.

Глава 24 Совещательная

Лондон. Офис премьер-министра. 1 ноября 1942 года.

— Бэззи, вы понимаете, что случившееся, это катастрофа? Я имею в виду исчезновение вашего агента. Вашего доверенного агента. Человек, который слишком много знает, не должен был оказаться в зоне боевых действий. Сейчас ситуация кажется мне слишком странной. Кто контролировал его? Это что было? И не пытайтесь оправдаться.

— Господин премьер-министр, агент «Вэлли» не имел никаких документов, которые могли бы нас скомпрометировать. Только его слова, а слова сейчас не так много значат. И то, что он ушел в рейд с соединение, так у него и роль была соответствующая.

— Вы знаете точно, что он погиб?

— Нет!

— Мне мало тех стратегических рисков, которые мы уже понесли? Вы понимаете, что престиж Империи упал почти до нуля! Нам необходима какая-то победа, которая всё изменит… Ладно, это не к вам. Скажите, Бэззи, почему не сработал пан «Гавана»?