В августе 1941-го

«В 20-х числах этого месяца в Бабольсар прибыл новый советский гарнизон из 3000 человек и, не заикнувшись ни одним словом об арендной плате и совершенно не считаясь с тем, что кому-то наносятся убытки, с полной бесцеремонностью потребовал очистить в течение нескольких часов четыре здания, в которых находились распределительный пункт и органы министерства финансов. В Куджуре советскими частями заняты 31 правительственная лавка и магазин, которые до того были полностью заселены и приносили 9500 риалов арендной платы в месяц», — утверждалось в ноте иранского МИД советскому посольству в Тегеране от 22 февраля 1942 г. [585].

«Управление губернатора в Семнане во время прихода советских войск предоставило для их жилья часть сада Фердоуси, принадлежавшую Хаджи Сефер Али. Прошел уже год, и за это время ни разу не разрешили владельцу поместья заглянуть в сад для проверки. Урожай сада им не собран, деревья вырваны, и для уплаты арендной платы также никаких мер со стороны советских воинских частей не принято», — было отмечено в памятной записке МИД Ирана советскому посольству от 27 сентября 1942 г. [586].

Тебризский губернатор Ахмеди через Генконсульство неоднократно заявлял заведомо неприемлемые требования о предоставлении иранским властям помещения, находившегося в Мараги в центре расположения советского гарнизона [587].

Официальная претензия губернатора Тебриза по поводу того, что якобы начальник советского гарнизона г. Мараги без всяких оснований закрыл местную аптеку, находившуюся в ведении городской управы, и препятствует обеспечению населения медикаментами — являлась необоснованной и по существу провокационной.

В результате проведенного следствия выяснилось, что начальнику гарнизона г. Марага Кабанькову от группы иранских граждан поступили сведения, что в городе имеется аптека, принадлежавшая немцам, и в ней хранится оружие. Об этом был поставлен в известность губернатор г. Мараги, и с его согласия был произведен обыск. Оружие при обыске обнаружено не было… На просьбу советских представителей указать хозяев аптеки местные власти таковых не указали. Предполагая, что аптека является немецкой, и во избежание растаскивания медикаментов начальник гарнизона майор Кабаньков приказал аптеку закрыть. Впоследствии владелец аптеки был установлен, и печать с нее была снята [588].

Иранские власти необоснованно обвиняли красноармейцев в нарушении правил вырубки леса. Согласно заявлению депутата меджлиса Шахдуста, в принадлежащем ему поместье Пежмехеш красноармейцы срубили и увезли 27 деревьев [589].

Будем прямы и честны: ни одна иранская жалоба не осталась без ответа. По всем случаям, перечисленным в иранских нотах, советским командованием проводились компетентные расследования. И только в редких случаях жалобы иранцев подтверждались, после чего военными трибуналами проводились показательные судебные процессы, приговоры по которым широко разъяснялись личному составу частей [590]. В подавляющем же большинстве случаев выявлялась фиктивность жалоб. Причиной тому были недоброжелательное отношение к советским войскам со стороны отдельных иранских чиновников, а, следовательно, извращение отдельных случаев взаимоотношений советских военнослужащих с местными жителями. В качестве примера можно привести антисоветскую деятельность губернаторов г. Хой и г. Резайе.

Возмущение иностранным присутствием усилилось после того, как в конце 1942 г. без какого-то либо договора или даже объяснения на территорию Ирана вступили американские войска. В течение нескольких дней они заняли порты Бендер-Шахпур и Хорремшехр. По-видимому, ненависть к американцам в Иране имеет глубокие корни, и семена этой неприязни были посажены в те далекие годы.

В 1943 г. тайные сторонники Германии, которых особенно много было среди высшего иранского офицерства, подняли вопрос об организации суда над отдельными командирами — участниками августовских событий. Предпринималась попытка представить процесс как уголовный, замаскировав его политическую окраску.

Намерения сводились к тому, чтобы отдать под суд командиров дивизий в Мешхеде, Резайе и Реште за то, что они в августе 1941 г. при вступлении советских войск в Иран покинули свои части, в результате чего военное имущество и оружие попали в руки курдов и местного населения. Им ставилось в вину то, что были утеряны отчетные документы этих дивизий, в результате чего военному министерству были представлены требования от различных лиц за те или иные поставки указанным дивизиям. A. A. Смирнов был вынужден в начале 1943 г сделать специальное заявление представителям иранского военного министерства о нежелательности суда над этими офицерами, так как данный процесс носил бы антисоюзнический, а следовательно, прогерманский характер.

«Мы намерены судить их не за то, что их части не оказали сопротивления, а за нарушения воинской дисциплины, следствием чего явилось расхищение военного имущества», — пытался смягчить ситуацию перед советским послом военный министр Ирана Ахмеди в ходе одной из встреч [591].